да?
Дальше мы ковыляли ко входу в замок, преодолевали ступени, потом — брели мимо кухни и умывальной, и доковыляли до большого зала. В нём, надо сказать, уже было темно и видно едва-едва, и я скорее по воспоминаниям, чем как-то иначе дотащила Хьюго до кучи сена в углу и сгрузила туда. Теперь нужно освещение.
— Эдрик, где свечи? Или факел? Или что тут у вас?
— На кухне есть плошка с фитилём.
На кухне было чуть светлее, и я совершенно не понимала, как добыть огонь. Подсказал Эдрик — там был такой камень, который высекал искры, если ударить по нему металлической штукой, точно, кремень, огниво, сказка такая была. Дальше ещё нужно было зажечь сухой мох от тех стружек, и потом уже от мха — фитиль в плошке. Тьфу.
— И что, так всегда? — изумилась я.
— Всегда Хьюго или зажигал магические огни, или уже к этому времени был пьян, и ему не был нужен огонь, — сообщил призрак.
— Может, и сейчас зажжёт? — но добывать огонь в здешних условиях придётся научиться.
Пока же я пошла с плошкой обратно в зал, осмотреть — всё ли с болезным в порядке. Понятно, что не совсем всё, потому что в глаз получил, но — может, проспится, и всё будет хорошо?
О, оживает. Пациент сидел на сене и тёр глаз, видимо — тот самый.
— Если ты ожил, то может, зажжёшь нам огонь получше? — спросила я. — Ни черта не видно в этом твоём замке.
— Ты не видишь в темноте, леди Серафима? — изумился он.
— Я ж не кошка, — пожала я плечами. — И не какой-то другой зверь.
— Да причём тут кошка, — начал было он. — Или ты не маг?
О, дошло, и полгода-то не пробежало.
— Конечно, я не маг. В нашем мире магов нет.
Он поднял голову, внимательно посмотрел на меня. Щёлкнул пальцами, и неяркий свет заструился из-под потолка.
— Здорово, — искренне сказала я. — А ярче можно?
— Можно, — он пошевелил пальцами, и стало ярче. — И я снова благодарю тебя, леди Серафима. Ты спасла меня, ты и Каэдвалар.
— Ну а что мне ещё оставалось? — вздохнула я. — Я сама не разберусь в вашей здешней жизни.
Он взял мою руку и коснулся губами пальцев, я даже успела уловить дыхание.
— Я помогу разобраться, — сказал он. — Но ты права, для этого я должен остаться в живых. Придётся постараться.
— Уж постарайся остаться, — пробурчала я. — Раз так вышло, что тебе больше всех надо, чтобы я тут осталась.
— Это трудный вопрос, Серафима, надо ли мне. Но сегодня я понял, что моим людям я определённо нужен живой, и способный защитить их.
— Правильно понял. Если ты решишь, что ты всё, кто после тебя получит эти владения?
— Кто-то из братьев, наверное, старший, Стефан. Но это если по закону, а если по праву сильного — то дядя Годрик.
— Кто это — дядя Годрик? — в упор не помню, говорил он о таком родственнике или нет.
— Младший брат моего отца, он сейчас называется графом.
— А почему не твой старший брат?
— Я не знаю, Серафима, — покачал он головой. — Я пытался связаться со Стефаном, но он не отвечает мне. Наверное, он тоже считает, что я пропащий предатель.
— Ты не пропащий, ты дырявый, — усмехнулась я. — Скажи честно, у тебя есть другие штаны?
— Штаны? Причём тут штаны? — нахмурился он.
— При том, что владельцы замков в драных штанах не ходят, ясно тебе? Тебя вообще чему дома в детстве учили?
— Да всему, что надо, тому и учили. А тебя учили не только драться, но и про штаны? Не похоже.
— Неужели у меня тоже дыра на заднице? — изумилась я. — Вроде бы — пока нет.
— Воспитанная дама не говорит с мужчиной о дырах на заднице, — он тоже усмехнулся.
Что? Сейчас он у меня получит воспитанную даму. Получит прямо отсюда и по первое число.
— А что делает воспитанный мужчина? — поинтересовалась я как можно более невинно.
— Заботится о своей даме, — он продолжал усмехаться.
— У-у-у-у, — я прямо воодушевилась, потому что… потому что. — Наверное, каждый воспитанный мужчина укладывает даму спать на сено, потому что ему не пришло в голову, что в доме должна быть кровать. Ещё воспитанный мужчина, наверное, думает, что еда появляется у него в тарелке сама, и сам не готовит, а повара позвать ему, наверное, воспитание мешает. А питается он свежим воздухом и солнечным светом, не иначе. Или магической силой, как его костяной дракон. А ещё воспитанный мужчина носит одну и ту же рубаху, пока она на нём не треснет от грязи, надо полагать. Правильно, что уж тут о штанах-то говорить.
Я, конечно, ржала, но о вещах-то говорила о совершенно серьёзных. И если завтра нас ждёт поход в логово разбойников, то нам снова будет не до хозяйственных забот. Но если вдруг утром привалит обещанная подмога, то их же тоже нужно будет чем-то накормить!
Он тоже усмехнулся, а потом сказал:
— Не в бровь, а в глаз, леди Серафима. Да, я живу здесь не так, как подобает мне по праву рождения. Но если уж совсем откровенно, то я пока не уверен, что одно твоё присутствие поможет мне избавиться от весьма тяготящего меня проклятья.
— Тут твой прадедушка загибал про свадьбу, будто она поможет. Ну и не только свадьбу, а вроде ещё переспать можно, и тоже будет хорошо. Я, правда, не верю.
— Я не могу сказать, что безоговорочно верю. Вдруг легенды и истории, записанные в книгах — просто легенды и истории, не имеющие под собой ничего настоящего? Но без проклятья моя жизнь была бы лучше, уверяю тебя.
— Да ладно, я же понимаю, что ты не виноват и не специально себе его заимел, — отмахнулась я. — Всякое бывает. Бывает, люди рождаются уже с какой-нибудь болезнью. Вот и ты — родился с разновидностью болезни, да? Ты ж не сам её себе надыбал по пьяни, свалившись со своей костяной скотины в овраг, полный колючек и повредив… что-нибудь?
Он только вздохнул. А потом вдруг взял меня за руку и попытался усадить рядом… это оказалось больно, и я взвыла.
— Что с тобой? — испугался он. — Я… я же осторожно, да?
— Да. Это мой косяк — я забыла, что днём в деревне посадила занозу, от палки, которой отбивалась от разбойников.
Я поднесла к лицу ту ладонь — точно, сидит, родимая, толстенькая такая, и вошла глубоко, нужна иголка, чтобы зацепить и вытащить.
— Иголка есть? Заодно и штаны зашью.
— Иголка? Не знаю. Зачем тебе иголка?
— Сначала
