представляет собой съемочную площадку фильма «Мать Эми Беккер медленно умирает, и ее смерть отдаляет семью, как тянущийся сыр — кусочки пиццы», а потом чувство так же быстро проходит.
Пронзительный голос тети Джульетты эхом отзывается во мне несколько бесконечных месяцев спустя: «Как ты смеешь? Как ты смеешь превращать это в какое-то грязное реалити-шоу?»
Я дрожу. Мышцы шеи и челюстей напряжены. Я не была в этой комнате с тех пор, как она умерла. Я пыталась зайти. Я даже вызвалась быть тем, кто перероет весь гардероб и положит ее одежду в мешки для мусора, кто вычистит последние частицы, которые она оставила в виде пыли на полу. Это был жестокий вызов самой себе: я не буду бояться. Но я боялась, и когда дошло до дела, я не смогла войти внутрь. Папе пришлось прибраться вместо меня.
Я боялась и до сих пор боюсь.
Затаив дыхание, как будто в комнате остался запах, я переступаю через порог. Такое чувство, будто кожа покрывается волдырями, и я отчаянно хочу сбежать отсюда, но вместо этого думаю о папе и Чарли.
— Ты готова бросить их? — спрашиваю я себя снова. — Готова облегчить свою боль, удвоив их страдания?
— Нет? Хорошо. Тогда сделай что-нибудь.
Я приседаю рядом с каркасом кровати. Запускаю руку под подзор. Банка с таблетками все еще там.
Я высыпаю горсть таблеток на тумбу. Использую основание лампы, чтобы раздавить их. Минутная паника: мне не во что собрать порошок, но потом я замечаю, что на подзоре есть большой ярлык с инструкцией по стирке. Несколько секунд работы — и зубами я разрываю ткань. Я собираю опиатную пыль на ярлык, складываю его в конвертик, засовываю в лифчик и почти выбегаю из комнаты.
Полли сидит на кухне, склонившись над столом. Перед ней лежат два телефона: мой и мамин, подключенный к зарядке.
— А, вот и ты, — говорит она, смутно улыбаясь. — Посмотри, какая ты тут милая.
В ее глазах слезы.
Я опускаю взгляд на экран. Она просматривает мои детские фотографии, папа с радостной улыбкой держит меня на руках, а я тереблю маленькую красную тряпочку. Пока я смотрю, она перелистывает пальцем изображение, и теперь на экране фотография меня в пушистом желтом костюме цыпленка вместе со все той же тряпочкой. Когда мне было тринадцать, мама пригрозила проникнуть на сайт в школьной локальной сети и вывесить это изображение на главную страницу, если я не приберусь в своей комнате.
По какой-то непостижимой причине воркование Полли конкретно над этой фотографией бесит меня, и я едва справляюсь с желанием запустить ей в голову кружкой.
«Перед тобой стоит задача, Эми, — говорю я себе. — Выжить».
Я беру кружку, делаю глоток и демонстративно морщусь.
— Холодный, — объявляю я слишком громко.
Она выглядит удрученной.
— Сделать еще?
— Я сделаю, — предлагаю я. Мне кажется, что я звучу подозрительно нетерпеливо, но она беспечно и радостно улыбается мне, будто маленькая девочка.
— Это так мило с твоей стороны! — восклицает она.
— С чем ты пьешь?
— Обычно с молоком, — говорит она, похлопывая себя по животу, и это нелепо, ведь ее можно сломать, как прутик, и использовать в качестве вешалки. — Но в этот раз я побалую себя парой ложек сахара.
Я киваю и забираю кружки. Выливаю холодный чай в раковину и ставлю чайник. На затылке проступает пот. Я оглядываюсь. Она смотрит на меня с той эгоистичной любовью, которую я наблюдала, когда совершенно зря смотрела ролики фанатов. Я делаю вид, что чешу грудь рядом с ремешком бюстгальтера. Внезапно возникает необходимость найти повод для каждого действия ради исполнения задуманного.
— Зуд? — спрашивает она, заботливо хмуря брови. — У меня где-то есть крем от сыпи. Найти?
— Нет, все нормально. Я просто чешу.
Она пожимает плечами.
— Твоя грудь.
В тот момент, когда ее взгляд возвращается к телефону, я молниеносно достаю сверток с порошком. Бумага проскальзывает меж потных пальцев, сердце сжимается, но мне удается ухватиться за уголок кончиками пальцев и ссыпать порошок в кружку Полли.
Вода закипает, и я наполняю заварочный чайник, подавляя желание залить его одним махом. Я помню, как внимательно она смотрела на часы, когда заваривала чай. Может быть, она одна из тех, кто очень привередлив. Мне нужно сделать самую безупречную заварку в истории английских чаепитий. Если я сделаю слишком слабый чай и она откажется от него, у меня не будет другого шанса.
Каждая секунда из тех трех минут, что я готовлю чай, кажется длиннее полугода, но она полностью поглощена телефоном мамы. Я наливаю чай, добавляя столько сахара, сколько, как мне кажется, поможет замаскировать привкус.
— О, смотри! — восклицает она. — А здесь ты похожа на маленького утконоса!
Она поднимает телефон и показывает мне экран, издавая воркующие звуки. Смотрит на меня в ожидании комментариев. Я внезапно осознаю, насколько подозрительным кажется мое молчание.
«Чаепитие сопровождается беседой, Эми. Поддержи гребаную беседу».
— Я была милой, — самокритично пожимаю плечами.
— Ты была чудесной тогда, чудесна и сейчас, — настаивает Полли, принимая кружку из моих рук.
Я пытаюсь придумать, как еще поддержать разговор. И отчаянно стараюсь не смотреть на ее кружку. Мой взгляд остановился на двух телефонах. Моем и мамином.
— У тебя нет телефона?
— Почему ты так решила?
— Тебе понадобился мой, чтобы отправить сообщение папе.
Ее губы дрогнули.
— Умная девочка, — сказала она одобрительно. — Да, у меня его нет. Догадаешься почему?
Я немного поежилась. Я предполагала, что беседа будет короткой, но она растет словно на грибах из Super Mario. Похоже, ловко переключиться на другую тему не получится.
— Если бы ты отправила сообщение со своего телефона, полиция смогла бы выяснить, где ты его купила и кто ты такая.
Она улыбается, одобрительно кивая:
— Продолжай.
— Они попытались бы взломать его. И тогда узнали бы о тебе всё.
Даты, места, люди, с которыми мы общаемся чаще всего и реже всего, друзья, которых мы ценим больше всего и меньше всего. Вещи, в которых мы не признаемся сами себе или которых просто не можем вспомнить. Взлом телефона расскажет о его владельце больше, чем чтение его мыслей.
— Чем меньше полиция про меня знает, — спокойно говорит она, — тем осторожнее они будут себя вести. Мне хотелось бы продлить нашу встречу с тобой.
— Почему?
Она застенчиво улыбается.
— Потому что я твой друг, Эми.
Она тихо смеется и дергает за переднюю часть своего жилета так, что я чуть не кидаюсь под стол.
— И я понимаю, что нужно время, чтобы доказать тебе это.
Мой взгляд остановился на смертоносном зеленом огоньке.
— Друзья не убивают друзей, — говорю я.
