Отодвинув сорочку, он положил руку на обнаженную грудь Алатеи, и его ладонь соприкоснулась с нежной, как лепесток цветка, кожей. Когда из груди графини вырвался стон, он снова принялся целовать ее губы — жадно, ненасытно; все его чувства пробудились и принимали участие в этом празднике страсти. К ней никогда никто не прикасался так, как он, никто никогда так не ласкал. Ее плоть была теплой, соски превратились в тугие бутоны, а он все продолжал гладить и ласкать их. Она была невинной, но чувственной от природы, и столь же щедро дарила ему свое тело, как он ей свои поцелуи. Каждая клеточка ее тела жаждала ласки, и инстинктивно она подставляла себя его поцелуям. Горячие холмики ее грудей доставляли ему несказанный чувственный восторг.
Алатея пробормотала что-то бессвязное, когда их губы разомкнулись, и откинула голову назад. Теперь Габриэль мог любоваться чистой линией ее шеи. К счастью, он вовремя вспомнил, что не стоит оставлять на ней следов своих поцелуев, но эта сладостная плоть звала, манила… Когда он наклонил голову, чтобы поцеловать ее шею, то услышал сдавленный крик.
Это было предупреждением, и такой многоопытный соблазнитель, как он, не мог не понять этого знака. Он действовал поспешно, слишком быстро шел к цели, увлекая ее по неизведанной тропе наслаждения. Поэтому он решил действовать осмотрительнее, открывая ей новые ощущения постепенно и позволяя узнать неповторимость каждого перед тем, как перейти к следующему. Убедившись, что она готова, он осторожно втянул в рот ее чувствительный сосок. Ее пальцы уперлись в его плечи, она изогнулась в его объятиях, но не отпрянула. Под его руками ее тело было податливым и гибким — в темноте ночи она являла собой сущность женственности.
Когда наконец Габриэль поднял голову, Алатея прижалась к нему всем пылающим страстью телом, не в силах оттолкнуть его. Он снова прильнул к ее губам, наслаждаясь ее страстью и готовностью быть с ним. Его руки блуждали по ее бедрам, по соблазнительной выпуклости ее ягодиц, он гладил эти восхитительные округлости, искусно лаская их, пока она не прижалась бедрами вплотную к нему, полная страсти и жаждущая удовлетворения.
Но он не дал ей его. Не сегодня. Она могла быть сколь угодно податливой, сколь угодно готовой, но пока было бы слишком рано торжествовать победу. Графиня была наивна и неопытна в сексуальном отношении, хотя и не была девственной в полном смысле этого слова. Очевидно, муж, бывший намного старше ее, не мог оценить сокровища, которым владел, и в этом было все дело. Она вслепую следовала за ним, и Габриэль понимал это. В то же время он точно знал как будут разворачиваться их отношения, знал, когда и как она будет принадлежать ему.
Требовалась железная волями вся его решительность, чтобы принять эту пробуждающуюся чувственность, таящую в себе восхитительные обещания наслаждения только как залог будущего и не довести ее до конца пути тотчас же.
Наконец он одержал победу над собственном телом и, подняв голову, с трудом перевел дух. Чувствуя ее горячие крепкие груди под своими ладонями, он помедлил еще мгновение, купаясь в этой нежности и страсти, в этом доверии, с которым она склонилась к нему на грудь, в аромате ее легкого дыхания, которое он ощущал на щеке, в опьяняющем искушении ее экзотических духов.
Она вздохнула — в этом трепетном вздохе были волнение и страсть, и ее дыхание вновь овеяло его желанием. Тогда он повернул голову, и его губы вновь нашли ее губы, а все доводы рассудка были забыты.
Однако графиня сама положила этому конец.
— Хватит… — Она легким движением руки отстранила его. Мгновение он колебался на краю бездны — слабое восклицание и то, как безвольно и соблазнительно она покоилась в его объятиях, только усиливали ее притягательность.
Будто догадавшись о происходившей в нем борьбе, она добавила:
— Вы получили свое вознаграждение, и даже с лихвой, Вздохнув, Габриэль поцеловал ее ладонь.
— На этот раз вы правы.
Он выпрямился и, помогая ей прийти в себя, поддерживал ее до тех пор, пока она не поборола свою слабость и не обрела силы.
Поправив на себе платье, графиня слабым движением указала ему на дом.
— Идите первым.
— Я провожу вас до конца аллеи, до места, где кончаются кусты, а потом уйду, — решительно произнес Габриэль. Поколебавшись, она кивнула.
Он предложил ей руку и медленно повел вперед, на ходу вглядываясь в закрытое вуалью лицо.
— Итак, до встречи.
Он повернулся и пошел через газон.
Пульс ее еще долго не успокаивался, голова кружилась.
Алатея смотрела вслед удаляющейся фигуре: ее широкоплечий рыцарь, направлявшийся к дому, был хорошо виден в ярком свете окон. Вот он поднялся по ступеням на террасу и вошел в дом, ни разу не оглянувшись.
Отступив назад, в темноту, она постояла еще несколько минут, ожидая, пока уляжется волнение. Постепенно неистовое желание слабело. Алатея пыталась думать, но мысли отказывались ей повиноваться. Наконец она медленно направилась к ожидавшему ее экипажу.
Фолуэлл оказался, как всегда, на месте — она отдала ему плащ и вуаль, переменила обувь. Он тотчас же исчез, захватив с собой ее маскарадный костюм, а она вошла в дом через заднюю дверь и направилась в гардеробную.
К счастью, бал оказался не слишком многолюдным, в гардеробной было спокойно и тихо. Сев за туалетный столик с зеркалом, Алатея попросила теплой воды и полотенце, смочила в воде запястья, виски и шею, стараясь избавиться от запаха духов. Потом она попросила холодной воды, намочила в ней уголок полотенца и, улучив момент, когда другие дамы, занятые собой, не смотрели в ее сторону, приложила холодное мокрое полотенце к припухшим губам.
Она не осмелилась слишком внимательно приглядываться, но опасалась, что от его поцелуев остался след. Ей казалось, что губы ее ошпарены. Слава Богу, на груди не обнаружилось никаких следов недавних поцелуев, но от одной только мысли о том, что его губы прижимались к ней, Алатею бросило в жар.
Она все еще ощущала, как его руки ласкают ее, и хотела снова чувствовать эти ласки, хотела, чтобы это продолжалось до бесконечности.
Встретив свой взгляд в зеркале, она несколько минут внимательно вглядывалась в выражение своих глаз, потом состроила самой себе гримаску и, снова смочив полотенце холодной водой и оглядевшись вокруг, тайком приложила его к своим еще слишком горячим губам.
Алатея не имела обыкновения обманывать себя. Она шла в павильон, зная, что ее протест не возымеет никакого действия, что его ничто не остановит и что он потребует обещанного вознаграждения. Однако это не могло изменить того факта, что она оказалась в сложном положении.
Габриэль воображал, что это только игра, в которой один был несомненным экспертом, а другой совершенно неопытным новичком.
Алатея знала некоторые правила, но далеко не все; знала кое-какие ходы, но недостаточно. Она сама придумала этот маскарад, но теперь он взял верх над ней и перераспределил роли так, как хотелось ему.
