всем вместе идти на права учиться, — сказал я. — Всегда сможем друг друга за рулем подменить в случае чего. Даже Лариске уже можно.
— Вот еще! — фыркнула сеструха. — Я за руль зеленой четверки не сяду, позорище какое!
— Эх, сказал бы я тебе, что такое настоящее позорище, но при родителях материться неудобно, — хохотнул я.
— Вова! — строго прикрикнула мама. — Ну и раз уж мы все вместе дома, давайте пообедаем все вместе. Редко такое случается!
И, проходя мимо меня, пожала мимоходом мне руку и прошептала на ухо: «Спасибо за поддержку!»
Тот самый странный Гриша, препод по игре на гитаре, телефон которого мама мне вручила на днях, звонку моему обрадовался. И по телефону никаким особенно странным не звучал. Голос бодрый, даже веселый. Сообщил, что он совершенно свободен прямо сейчас, так что если я тоже свободен, то могу к нему подъехать. На улицу Дамба — Берег Киневы, дом четыре.
Я честно признался, что не представляю, где это у нас в городе такая улица. И он довольно внятно мне объяснил, как туда проехать. Точнее, пройти, потому что транспорт ходит только до речного вокзала, а дальше придется топать пешком. Сначала перейти мост через Волчью, потом пройти по мосткам вдоль берега, свернуть в частный сектор сразу за железными воротами с вывеской «Общество кролиководов-любителей».
Я думал, что он шутит, но не угадал.
Интересные сюрпризы преподносит порой с детства знакомый город. Эта часть Новокиневска была вроде бы впритык с теми местами, где я бываю ежедневно — рынок и тот же центральный парк. Вот только они находились по левую сторону от Ленинского проспекта, если стоять спиной к реке, а эти вот… Трущобы… По правую. Хотя, пожалуй, трущобами в прямом смысле я бы эти места не назвал… Не было в них агрессивной и тоскливой безысходности Нахаловки, например. Частный сектор — да. Домики старые и не то, чтобы очень ухоженные — тоже да. Но среди них попадались весьма миленькие образцы еще дореволюционной низкоэтажной архитектуры, типа «кирпичный низ — деревянный верх». И вот в одном из таких домиков как раз и обосновались неожиданные кролиководы. Даже любопытно стало как-нибудь заглянуть к ним на досуге. Никогда не приходило в голову, что у кролиководов может быть какое-то общество. Да еще и с помещением. И с территорией, закрытой здоровенными железными воротами.
Дом номер четыре по улице Дамба — Берег Киневы был единственным жилым из, собственно, четырех. В остальных трех были какие-то склады, мастерские или лабазы. В общем, скучные мелкопромышленные коробки неясного назначения. Асфальт на улице заканчивался почти в самом начале, да и то его, можно сказать, что не было. Так, серые заплатки на сплошном месиве сырой глины. Забор нужного мне дома был невысоким, сам домик больше похож на потемневшую от времени и ушедшую наполовину под землю избушку на курьих ножках на пенсии.
Калитка была распахнута, никакой собаки во дворе не наблюдалось.
«Странный Гриша, значит…» — подумал я, пересекая крохотный квадратный дворик. Было видно, что на участке кто-то копошится. Часть растений и грядок были уже укрыты к зиме. А на верхних ветках одинокой яблони, похожей на прикорнувшего в углу забора осьминога, краснело несколько хрен знает как сохранившихся на ветках яблочек.
«И как сюда телефон-то провели…» — подумал я и постучал в дверь.
Раздался скрип, который я как-то не сразу распознал, потом дверь распахнулась и раздался тот самый веселый голос, который я слышал в трубке.
— Привет! Быстро добрался! Рад, что ты не заблудился!
Не сразу сообразил, что смотреть нужно чуть ниже, и тогда все встанет на свои места. И скрип, и почему странный, и почему голос звучит с какой-то неправильной стороны.
Гриша подкатил к двери в инвалидной коляске.
— Привет! — улыбнулся я, разглядывая моего будущего препода. Сначала мне показалось, что передо мной школьник лет десяти. Очень уж детское у Гриши было лицо, даже сложно поверить в то, что он может что-то там преподавать. А еще и освещение не сказать, чтобы способствовало внимательному разглядыванию. Но все равно — здоровенные глаза и задорно торчащий на макушке вихор светлых волос упрямо ассоциировались с каким-нибудь пионерским лагерем или, там, школьной столовкой. Да и весь остальной Гриша был весьма субтильным, так что определить хотя бы приблизительно, сколько ему лет, было совершенно нерешаемой задачей.
А вот дом внутри меня удивил. Снаружи — почти заброшенная рыбацкая хижина, а внутри… Гмм… Когда-то еще в школе нам с дружбаном дали поручение поздравить с днем учителя одну даму, которая вышла на пенсию еще до того, как мы в первый класс пошли. И мы с цветами и здоровенной открыткой приперлись к незнакомой тетке, гадая, что нас там ждет. И когда она впустила нас в квартиру, мы будто в музее оказались — кружевная скатерть на круглом столе, фарфоровые чашечки на тонкой ножке, пианино, книжный шкаф, полный каких-то загадочных книг на незнакомых языках… Но особенно меня поразила почему-то люстра в форме керосиновой лампы.
Вот и здесь было что-то подобное.
— Елена Сергеевна, это Владимир, — Гриша представил меня маленькой женщине с седыми волосами, уложенными в строгую прическу. — Он хочет научиться играть на гитаре.
— Хорошо, — кивнула дама. Если бы не седые волосы и морщины вокруг глаз, то ее тоже можно было бы легко принять за шестиклассницу. — Идите в твою комнату.
Гриша ловко вильнул в сторону неприметной двери, и мы оказались в крохотной каморке, похожей на длинную каюту корабля. Окно выходило на реку, так что сходство было практически полным.
— Ты когда-нибудь уже играл на гитаре? — спросил меня Гриша, лихо развернув свое кресло.
Глава 8
— Сложно сказать, — усмехнулся я. — Скорее нет, чем да. Как-то тренькал, но это было так давно, что можно сказать, что неправда.
— Понял, — улыбнулся Гриша. — Тогда начнем с того, как держать инструмент.
Не знаю, насколько хорошо играл на гитаре Вова-Велиал, но мне от него в наследство никаких знаний и навыков не перепало. Зажимать струны получалось через раз, вместо звучных аккордов гитара в моих руках издавала жалобное «трррр-трррр». Подушечки пальцев довольно скоро запросили пощады.
Но сам процесс мне неожиданно понравился. Гриша объяснял терпеливо, свой инструмент держал в руках с такой нежностью, что даже становилось немного не по себе. Как будто подглядываешь.
После первых минут пятнадцати
