Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
Придерживая одной рукой руль, Глория водила пальцем другой по карте. Прокладка маршрута прерывалась быстрыми перескоками пальца к настроечной ручке приемника — она принималась искать новую станцию всякий раз, как на прежней музыка сменялась болтовней. Латиноамериканская попса — преобладают трубы и замысловатые ритмы. В конце концов ей до того надоело слушать поочередно то шипение между станциями, то рекламу на них, что она остановилась на религиозной программе.
Las puertas del infierno tienen un olor dulce!..[24]
Глория рассмеялась. Поспорить готова, что так!
Чем дальше она заезжала, тем хуже становилась дорога, словно ведшая в прошлое, в эпоху куда менее цивилизованную. Природа, на протяжении сотен миль остававшаяся прирученной, воспрянула здесь, полная мстительных чувств, и вознамерилась вернуть дорогу себе, засевая ее сорной травой и усеивая высохшими стеблями. Земля, точно стремясь воплотить пылкие речи проповедника, выдыхала раскаленные адские пары, колебавшие воздух, погружавшие в трепет весь мир.
Внезапно из марева выскочило доказательство того, что человек здесь все-таки обитает: деревянный дорожный указатель, выцветший почти до нечитаемости, уведомил Глорию, что через 12 км она сможет получить GASOLINA[25]. Не помешало бы. Последний раз она заправлялась в часе езды от Тихуаны, и теперь стрелка индикатора уже окунулась в красную зону.
Заправочная станция подтвердила сложившееся у Глории впечатление: она ехала в машине времени.
Лишенные каких-либо надписей насосы времен Эйзенхауэра, в которые бензин попадал из стоявшего на высоком помосте большого топливного бака под действием всего лишь земного притяжения, улыбались Глории, приветствуя ее поднятыми вверх штуцерами резиновых труб. Зеленые и коричневые пятна автомобильных жидкостей затянули землю камуфляжной тканью. Имелся здесь и неопрятный тесный продуктовый магазинчик с излохмаченными рекламными листками, приклеенными изнутри к его чумазым стеклам. За задней стеной лавки возвышались, привалившись к ископаемому грузовику-тягачу, штабеля полусгнивших покрышек.
Внутри магазинчика никого не было. Глория обошла его и увидела уборную, дверь которой оказалась запертой изнутри.
— Momento, — донеслось из-за двери.
Она вернулась к машине. Через пять минут появился, улыбаясь и извиняясь по-испански: perdon[26], Señora, perdon… — мальчишка в узких джинсах и бейсболке. За его башмаком волокся по земле обрывок туалетной бумаги. Ни о чем не спросив, он сцапал один из штуцеров и начал наполнять бак машины.
— Я бы и сама это сделала, — по-испански сказала Глория, — да не поняла, как включить насос.
— А вот эту кнопочку надо было нажать, — объяснил он. — Насос старый, никто, кроме меня, не знает, как с ним обращаться.
Глория улыбнулась. Сопляк совсем, а разговаривает, как старый брюзга. «Нынче никто ничего не знает, чертовы молокососы…» Она прислонилась к водительской дверце, окинула взглядом дорогу. По ее прикидкам, ехать ей осталось еще полчаса, не больше.
— Ты из Агуас-Вивас? — спросила она.
Мальчишка удивленно приподнял брови:
— Нет, сеньора.
— А знаешь, где это?
— Конечно.
— Ну да, ты же в этих краях живешь.
— В Чарронесе.
— Это далеко отсюда?
— Недалеко, — ответил он. — Шестьдесят пять километров.
Она кивнула, обернулась, чтобы еще раз взглянуть на дорогу.
— Вы тут никого из Агуас-Вивас не найдете, — сказал мальчишка. Он покончил с заправкой, повесил штуцер на крючок. — Подождите, я вам сейчас чек принесу.
И улетел, подняв облако пыли. Туалетная бумага так от его башмака и не отлипла.
Войдя в магазинчик, Глория увидела, как он молотит, точно пианист-вундеркинд, по клавишам огромного ржавого кассового аппарата.
— Можете долларами заплатить, если хотите, — сказал он. И угодливо улыбнулся: — Это ничего. Это разрешается.
Должно быть, номер на машине увидел. Или ее выговор настолько плох, что выдавать себя за свою ей в этих местах больше не удастся? Глории казалось невозможным, что ее могут принять не за мексиканку, а за кого-то еще. Она же родом отсюда.
В генеалогическом смысле.
Однако она была американкой. Всегда была американкой.
— Что значит — никого не найду? — спросила она.
И, достав бумажник, отдала мальчишке двадцатку.
— Да там просто никого, — ответил он.
— А куда же все подевались? — удивилась Глория.
Он протянул ей комок песо и сообщил:
— Перемерли.
Глория уронила сдачу в сумочку и последовала за мальчиком, выбежавшим, чтобы открыть перед ней дверцу машины.
— Перемерли? — спросила она, застегивая ремень.
Мальчик кивнул, захлопнул дверцу и помчался к магазинчику с его прохладой. Туалетная бумага оторвалась наконец, и ветер понес ее, скручивая, в слепое небо.
Глава шестая
Городок оказался таким маленьким, что Глория чуть было не проскочила его; он возник из облака пыли, как внезапный выброс сигнала на ровной осциллограмме пейзажа.
Удивительно, но жилых домов в городке, похоже, не было. Вдоль дороги образовалось с каждой ее стороны по цепочке обветшалых магазинчиков, за ними потянулись навесы и сараи, а дальше опять началась пустыня. Ни тротуаров, ни пешеходов, ни машин, ни деревьев, ни уличных фонарей, ни знаков остановки. Ни перекрестков. Ни признаков человеческой жизни. Только сложенный из строений унылый сэндвич, а следом — пустота.
Окна и двери всех магазинчиков за вычетом нескольких были заколочены досками. Глория миновала прачечную (закрыта), скобяную лавку (закрыта), универмаг с кричаще-розовым фронтоном (открыт!). Большой козырек над входом в кинотеатр треснул и ощетинился разбитыми лампочками. Из трехфутового неонового слова CINE[27]выпала Е, оставив CIN и зияющую прореху в бледно-синее небо. Глория остановила машину у лавочки неопределенного назначения и вышла, надеясь отыскать свидетельство того, что оказалась именно там, куда ехала. И нашла его, шелушащееся, в витрине этой самой лавочки.
Н. КАРАВАХАЛЬ
НАДГРОБНЫЕ КАМНИ
АГУАС-ВИВАС
Витрина исполняла роль портфолио — в ней были вывешены поляроидные фотографии сотен надгробий. Ее хозяин явно гордился своей работой, фотографии он с любовным тщанием наклеил на серый рекламный щит и даже пыль с них стирал. Еще один такой же щит демонстрировал одно-единственное надгробие, проходившее различные стадии изготовления: не отшлифованное, первая встреча с резцом — и так далее, вплоть до конечного продукта, посвященного памяти ХУАНИТЫ РУИС, 1933–1981.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103