— А может быть, они присоединятся к тебе там, в горах?! — робко предположила Хинеста.
Ее слова вселили в Фернандо надежду.
— Пожалуй, так оно и будет.
Они бросились во двор, и Фернандо закрыл тяжелые ворота, задвинув железный засов.
Затем вместе с Хинестой он вошел в кухню, потом в чулан и, приподняв подъемную дверь, пропустил девушку вперед. Потом он запер дверь на замок и, освещая путь фитилем аркебузы, вместе со своей спутницей спустился по лестнице в подземелье — именно туда собирались бандиты поместить дона Иниго, чтобы предотвратить его побег.
Минут через пять Сальтеадор и цыганка уже оказались на другом конце подземелья. Сальтеадор поднял своими могучими плечами вторую потайную дверь, заложенную снаружи землей, поросшей мхом.
И вот беглецы очутились в горном ущелье. Сальтеадор вздохнул полной грудью.
— Теперь мы на свободе! — воскликнул он.
— Да, конечно, но времени терять нельзя, — ответила Хинеста.
— Куда же мы пойдем?
— К дубу святой Мерседес.
Фернандо вздрогнул.
— Тогда скорее вперед, — сказал он. — Быть может, святая дева, моя покровительница, принесет мне счастье.
Вдвоем, а вернее втроем, ибо за ними бежала козочка, они пошли дальше, в заросли кустарника, по тропам, протоптанным зверями.
Только двигаясь по этим дорогам, они должны были, как это делают и дикие звери, опускать голову почти до земли, иногда ползти на четвереньках, особенно в тех местах, где сплетались ветки кустов и под ногами лежали скользкие камни; но чем труднее была дорога в этой естественной крепости, тем надежнее она была для атамана и цыганки.
Так продолжалось почти час. Они шагали все медленнее и прошли меньше полулье.
Людям, не знакомым с горами, с тропами, проложенными оленями, медведями и кабанами, пришлось бы потратить целый день, чтобы проделать этот путь.
Чем дальше продвигались беглецы, тем непроходимее становились заросли. Однако ни Фернандо, ни Хинеста не проявляли признаков тревоги. Они шли вперед, намеченная цель была скрыта в зарослях ежевики, вереска, исполинских мирт; им было труднее, чем мореплавателям: те плывут в своих утлых суденышках по бескрайним морям, зато у них есть верные проводники — компас и небесные светила.
Но вот они пробились через буковые заросли, казалось, непроходимые и непроглядные, и очутились на полянке шагов в двадцать шириной; посреди высился дуб — к его стволу в позолоченной деревянной раме была прикреплена статуэтка святой Мерседес, покровительницы матери Фернандо, чье имя она носила.
Дерево посадил Фернандо; он часто приходил сюда и, сидя в тени ветвей, дремал или размышлял. Это место он называл своим летним пристанищем, считая, что здесь он в безопасности, под защитой святой его матери, а вернее — самой матери, которую он любил и уважал больше, чем ее покровительницу.
Беглецы дошли до заветной цели, и было ясно, что здесь, если только их не предадут, им ничто не угрожает.
Мы сказали «если только их не предадут», ибо бандитам был известен любимый уголок атамана, хотя сами они никогда не приходили сюда без его приказа. Тут был приют для Фернандо, тут он в часы печали, часто одолевавшей его, вспоминал прошлое и, лежа на земле, смотрел ввысь, видел сквозь листву дуба кусочки синего неба, легкого, как крылья его надежды; и грезил о своем беззаботном детстве, и эти воспоминания являли собой разительный контраст с теми кровавыми и страшными видениями, которые молодой человек уготовил себе к старости.
Когда он хотел дать приказание или получить какие-нибудь сведения, он вынимал из дупла серебряный рожок с чудесным мавританским орнаментом, прикладывал к губам, и раздавался резкий, пронзительный свист, если ему нужен был один из его сотоварищей; созывая десять человек, он свистел два раза, и три — когда собирал всю свою вольницу.
Сейчас, добравшись до поляны, он подошел к дубу и припал к ногам статуи святой Мерседес, потом встал на колени и шепотом произнес короткую молитву, а Хинеста, полуязычница, словно застыв, смотрела на него; поднявшись с колен, он обошел дерево и вынул из дупла серебряный рожок, о котором мы только что рассказали. Прижав его к губам, он свистнул резко и Пронзительно. Такие звуки, вероятно, раздавались из долины Ронсеваля, и, услышав их, Карл Великий, который вел свои войска, вздрогнул, остановился и произнес: «Господи, да это мой племянник Роланд призывает меня на помощь».
Свист повторился три раза, но втуне — никто не явился.
Вряд ли разбойники не слышали — звуки рожка эхом отозвались далеко в горах.
Может быть, бандитов захватили в плен, а может быть, они предали атамана или, сочтя, что нападающих так много, что сопротивление бесполезно, решили, что благоразумнее исчезнуть, и разбежались в разные стороны.
Около четверти часа Фернандо стоял и ждал, опершись о ствол дуба, но вокруг по-прежнему царила тишина, все было спокойно, и он, бросив плащ на землю, лег на него.
Подошла Хинеста и присела рядом.
Фернандо смотрел на нее с бесконечной нежностью, ведь только она, цыганка, осталась верна ему. Хинеста кротко улыбалась, и в ее улыбке таилось обещание вечной преданности.
Фернандо протянул руки, обхватил голову девушки и поцеловал ее в лоб. И когда губы Сальтеадора прикоснулись ко лбу Хинесты, она негромко вскрикнула — в этом крике звучали и радость, и печаль: Фернандо впервые приласкал ее.
На миг она замерла, смежив веки, закинув голову, потом прильнула к стволу дерева, полуоткрыв губы. Казалось, она не дышит, словно в обмороке. Молодой человек посмотрел на нее сначала с удивлением, затем взгляд его выразил тревогу. Он тихонько окликнул ее:
— Хинеста!
Цыганка вскинула голову — так ребенок, услышав голос матери, просыпается и открывает глаза. Она взглянула на Сальтеадора и негромко сказала:
— Боже мой!
— Что с тобой, душа моя? — спросил он.
— Право, сама не знаю, — отвечала девушка, — только мне показалось, будто я умираю…
Она поднялась, медленно, неверной походкой отошла от дуба и спряталась в кустарнике, закрыв лицо руками, — казалось, она вот-вот разрыдается, хотя еще никогда не испытывала такой радости, такого счастья.
Сальтеадор следил за ней глазами, пока она не исчезла из виду; но козочка спокойно лежала близ него, не побежала за своей хозяйкой, и он рассудил, что девушка не уйдет далеко.
Он вздохнул, завернулся в плащ и прилег с закрытыми глазами, намереваясь заснуть. Он спал, вернее, дремал около часа и вдруг услышал, что его зовут, — голос звучал ласково, но тревожно.
Уже спустились сумерки, около него стояла цыганка, указывая рукой на заходящее солнце.
— Что случилось? — спросил Фернандо.
— Взгляни, — ответила она.
