— Что-то случилось?
— Кто-то побывал в доме Луизы, пока она была здесь, — ответил он на ходу, торопясь к двери. — Позвони шерифу, хорошо? Я возьму ружье и поеду.
— Позвоним от нее, — сказал Ник, следуя за Гейджем. — Я еду с тобой.
Луиза сидела в кабинете отца, сжимая в потных ладонях его незаряженный револьвер. Услышав, что к дому подъехал грузовик Гейджа, она вскочила и поспешила к двери.
— Гейдж… — выдохнула она и без сил упала в его объятия.
— Успокойся, милая, — хрипло прошептал он, прижимая ее к себе. — Все хорошо, — успокаивал он девушку, зарывшись губами в шелк ее волос. — Не бойся, никто тебя не обидит.
Луиза, уткнувшись лицом в его дубленую куртку, кивнула.
— Да, да, конечно, — все еще дрожа, тихо проговорила она. — Я так испугалась — вошла в дом и… сразу поняла, что кто-то приходил. Кухня…
Гейдж встретился взглядом с братом и кивнул ему. Тот понял и прошел мимо них на кухню. Через секунду послышались его проклятия.
— Посмотри сам, Гейдж, — хмуро позвал Ник. — Похоже, этот подонок не шутил.
Луиза не считала себя трусихой: в путешествиях часто попадала в разные переделки, но сейчас она не могла заставить себя вернуться на кухню и снова увидеть…
Когда Гейдж ступил на кухню, он остолбенел, с языка готово было сорваться грубое ругательство. Стихийное бедствие — вот что первым делом приходило на ум. Дверцы шкафов были распахнуты, а их содержимое вытряхнуто, разбито, рассыпано по полу с яростью, с дикой злобой. Ярость человека, сотворившего все это, была слепой, безудержной, уничтожающей все на своем пути. По какой необъяснимой причине она направлена на Луизу?..
Она ведь уехала отсюда маленькой девочкой, а вернулась через двадцать с лишним лет. Она провела на ранчо меньше двух недель, ни с кем не успела познакомиться, не успела нажить врагов. Так кто же сделал это? Почему?
— Пошли, — бросил Гейдж брату, направляясь в гостиную, — осмотрим дом и постройки. Мерзавец скорее всего ушел, но на всякий случай надо проверить.
— Я поднимусь наверх, — сказал Ник, подходя к лестнице. — Зови, если что.
Гейдж уже выходил из гостиной, когда его нагнала Луиза.
— Я с тобой.
— Не стоит.
— Нет, стоит, — возразила она. — Это мой дом, здесь мои вещи. Может, для меня оставили какие-нибудь мерзкие записочки, хочу увидеть их собственными глазами.
Луиза все еще была бледна, но серые глаза горели необыкновенным огнем, решимостью и яростью на человека, осмелившегося прийти к ней и угрожать. Впрочем, это была самая большая ошибка негодяя — приказывать ей уехать. Похоже, она не подчинялась ничьим приказам.
Втроем они облазили дом сверху донизу, но, как и ожидали, грабитель предпочел не ждать их. Тщательно осмотрев окна и входные двери, ничего подозрительного они не обнаружили.
Дирк так до сих пор и не объявился. Стоя на крыльце, вдыхая прохладный ночной воздух и вглядываясь в освещенный фонарями дом, Гейдж нутром чуял, что собака попала в беду. Неужели убили? Иначе, услышав шум машины, Дирк тотчас прибежал бы, как делал всегда.
Гейдж взял фонарь из кабины грузовика и сказал брату:
— Позвони Айвору Тиллу и сообщи, что случилось. Я иду искать овчарку. А Луиза…
— Я иду с тобой — перебила она его и упрямо вздернула подбородок. Он понял, что отговаривать ее бесполезно.
— Пошли.
Вооружившись фонариками, они вступили в темноту, окружавшую дом и двор.
Минут через десять Дирка нашли. Сначала Луиза решила, что ошиблась: прорезая лучом фонарика ночную тьму, она заметила в траве какое-то темное пятно, которое сначала приняла за пучок серебристой полыни. Сердце ее замерло; в следующее мгновение она уже бросилась туда.
— О Боже, нет!
Не успела Луиза опуститься на колени перед собакой, как Гейдж находился уже рядом с ней.
— Осторожней, милая, не шевели его. Держи фонарь, а я посмотрю, что с ним.
Едва сдерживая слезы, она направила луч света на Дирка.
— Он мертв?
Гейдж осторожно положил ладонь на грудную клетку овчарки.
— Он жив! — с облегчением воскликнул он.
— Слава Богу! А что с ним? Почему он не шевелится?
— Думаю, его усыпили, — ответил Гейдж, ощупывая пса и не находя никаких ран. — Но я не уверен. Надо отвезти его к ветеринару.
Отдав Луизе свой фонарь, он с трудом поднял тяжелого пса на руки и направился обратно к дому.
Ник присоединился к ним во дворе и помог Гейджу нести тяжелого пса.
— Его, видимо, усыпили, — тяжело дыша, сказал Гейдж. Надо отвезти его к ветеринару. Ты Айвору дозвонился?
— Нет его в офисе! — угрюмо пробурчал Ник. — В округе опять произошло несколько ограблений, и он весь вечер на выездах. Такого количества преступлений, говорят, давно не было в округе. В лучшем случае шериф может появиться здесь завтра утром.
— Ну и дела! — сквозь зубы прошипел Гейдж, таща вместе с Ником Дирка к грузовику. — Луиза, под водительским сиденьем лежит одеяло. Расстели его в кузове, потом откинь борт, хорошо? Черт возьми, он весит целую тонну…
Наконец они уложили собаку в кузов. Гейдж еще раз проверил, дышит ли Дирк, потом закрыл борт и бросил ключи брату.
— Вези его к доктору Моуртону и старайся не трясти.
Ник одной рукой поймал ключи.
— А как насчет Луизы? Она же не может оставаться здесь и ждать, когда опять придут непрошеные гости и разнесут весь дом. Ей нужно ехать с нами.
Луиза вздрогнула и робко возразила:
— Ну, я не думаю…
Гейдж не дал ей договорить. В тусклом свете фонарей черты его лица казались еще суровее.
— Ник прав, — нахмурился он. — Тебе нельзя оставаться здесь одной. Так что либо поедешь с нами, либо я остаюсь здесь на ночь. Выбирай.
Луиза покачала головой:
— Ценю вашу помощь, ребята, но не смею навязываться вашей семье. Все будет хорошо, не беспокойтесь за меня.
— Навязываться! — возмущенно повторил Ник, хмурясь точно так же, как брат. — Что ты такое говоришь? Ты что же, думаешь, мы сможем спокойно спать, зная, что ты здесь одна? За каких же подонков ты нас держишь? — раскипятился он.
— Ну что, милочка? Наш дом или твой? — проговорил Гейдж решительно.
Луизе не понравилось, что он называл ее «милочкой», да еще предъявлял ультиматум. Но когда Гейдж смотрел на нее так, словно заглядывал в самую душу, у нее слабели колени, и она едва могла дышать, не то что думать. А если он останется на ночь, они будут одни в доме, в темноте, вместе…
— Ваш, — коротко ответила она, не узнав собственного голоса.
