сейчас, является кражей?
Игорь ничего не ответил. Он взял её руку и крепко сжал.
Дальше всё было так, как и у всех родителей. Бессонные ночи, радости, удивления, открытия, немного отдыха, пока дети спят, болезни, выздоровления, детские ручонки, хватающиеся за пальцы, головы, прижимающиеся к груди. Их голоса. Их дыхание. Постоянный поиск друг друга глазами. Ты здесь? Ты рядом? Я здесь. Я рядом. Я поддержу. Ты не упадёшь.
Оставим молодых родителей с их счастьем и с их тревогами и перенесёмся в Костромскую область, где Авед Гургенович даёт наставления Дмитрию Андреевичу:
– Ты уверен, что хочешь остаться?
– Уверен.
– А чем ты здесь будешь заниматься? Мы с тобой общались, рыбачили, делали что-то вместе, грибы собирали, гуляли, но, самое главное, мы разговаривали! Как ты будешь жить без беседы, без человека рядом?
– Я так жизнь прожил.
– Но ты же в городе жил, это другое дело! А здесь? Когда ещё кто сюда доедет? В ближайшие месяцы никто не собирался… Хорошо. Проводи меня до деревни, я тебе расскажу расписание приезжающей торговой лавки, покажу, где кто живёт, а вдруг что понадобится или просто глаза человеческие увидеть захочется.
Они шли через бескрайние лиловые поля иван-чая, и никто из них не знал, каким будет это совместное путешествие до деревни в их жизни, может быть, последним, а может быть, суждено им ещё встретиться. Разговор как-то сам по себе затих, и они только слушали отзвук шагов в ветре. Птицы уже отслужили заутреню, и только временами кто-то пел, наотмашь выбрасывая в воздух свой восторг.
– Вон там живут Сидоровы. Они да ещё одна семья многодетные и живут по-людски. Хозяйство у них, трактор. Можно купить мёду, картошки, грибов, варенья. Задёшево продадут. А все остальные уже спились или спиваются потихоньку. Раньше эта деревня была большой, многолюдной. Храм стоял, службы шли.Большевики взорвали храм. Да… Вымирает здесь человеческая жизнь. Так вот, на развалинах старого храма друзья мои поставили маленькую деревянную часовню. Иногда сюда из города приезжает священник. Служит.
– И как?
– Что как?
– Что-то поменялось?
– Меняется в нас. Даже если перемена произошла в ком-то одном, вдруг человек в себе ощутил доброту неизреченную и жить ею стал… Есть шанс, что когда-нибудь наполнятся эти поля детским смехом. Вон там, за мостом, Егор Тимофеевич живёт с женой Лизой. Они сюда из Москвы переехали. Вырастили здесь двоих детей. Дети уехали, одни они сейчас. А ты заходи к ним, навещай, они тебе рады будут. Продуктовая лавка приезжает раз в неделю по вторникам, утром, часов в десять. Можешь покупать хлеб, молоко, крупу, всё необходимое. Кажется, я всё сказал. Ещё благодарен я тебе очень, что ты пожил рядом со мной месяц, я о таком счастье даже и не мечтал.
– Авед… Я… Как думаешь, почему сердце открывается так поздно?
– Не знаю, Дим, я ведь не святой, сам по уши в дерьме. Да… ещё вот деньги. Ты забыл, что я тебе должен? Я задолжал, и много, – он улыбнулся.
– Не надо.
– Думаешь, оставлю тебя здесь голодной смертью помирать? Не дождёшься.
– Какая разница, голодная она или сытая?
– Согласен, друг, ну, давай прощаться. Ты тоже не засиживайся. Ждём тебя в Москве,– Авед крепко прижал Дмитрия Андреевича к себе.
– Всё, будь.
– Буду.
И маленькая голубая «Нива» с силуэтом Аведа на переднем сиденье сначала стала величиной со спичечный коробок, потом – с горошину, потом превратилась в точку и исчезла. А Дмитрий Андреевич ещё долго стоял на пустой бесконечной дороге, и ему не хотелось никуда идти. Тени вечерних деревьев и трав росли, и росла тень Дмитрия Андреевича. Она разрослась до дома Сидоровых и пошла дальше, к храму и дошла до него, остановилась, постояла там и выросла до леса, потом до реки. Она соединилась с тенями домов и столбов и доросла до дома Егора Тимофеевича с Лизой. Егор Тимофеевич разливал чай по чашкам, и они с Лизой вдохновенно молчали. Вдруг он вскочил и подошёл к окну.
– Что там?– спросила Лиза.
– Показалось, чья-то тень. Да нет. Показалось. Никого нет.
А тень Дмитрия Андреевича густела и играла на ветру, и на одном из поворотов, уже очень далеко от деревни, Авед увидел её, эту тень, ставшую многокилометровой. Авед вышел из машины и помахал ей руками. И тень собрала исполинские ратные силы и помахала Аведу в ответ, а потом рассыпалась на миллионы теней – воинов поменьше. Солнце прикоснулось к горизонту и вошло в него.
– Знаете, каких только людей не бывает на свете! Есть люди коварные, злые! Это, в основном, мужчины. Нет, я ничего не имею против мужчин, но я стал стар и не так крепко стою на ногах, и уже не всем могу дать в морду или, так скажем, дерзко и в лицо заявить правду. Да если бы я не дрался ежедневно в своё время, моя Дианочка была бы уже не со мной! Вон их сколько, завистников! Выглядывают из-за плеча, хихикают, улыбаются, а у самих на сердце зависть. Старик-то пишет! Уже из ума выжил, а пишет!
Около месяца Вадим бродил по окрестностям Тулы. Он не мог уходить далеко от города. Непогоду он пережидал в подъездах. В хорошие тёплые дни спал в лесу, накрывшись срезанными еловыми ветвями. Одежда его истрепалась, и часть городских помоек попала под его присмотр. Выброшенную одежду он перебирал, грязную и истрёпанную снимал прямо там, на помойке, найденную, если та была чистая, одевал. Он нашёл ножи, расчёску, зубы чистил веточками. С водой было плоховато, приходилось просить. Иногда кормили в гостинице, иногда в заводской столовой. У него выросла борода, и от ухоженного, даже лощёного молодого мужчины не осталось и следа. Его родовой процесс постепенно стирал из памяти мать и отца, жену и дочь, дом и город. Он гнал его от строений, где у людей встречались счастливые лица. После продолжительных дождей, в коих он изрядно промок и замёрз,у него поднялась температура, и начался бред. Именно во время температуры и в бреду он встретил Василия, и эта встреча изменила его жизнь. Вадим изо всех сил старался отогнать зловонного демона, но этим демоном оказался человек:
– Эй! – сказал человек. – Не бросай в меня камни, я помочь хочу.
В это мгновение у Вадима закончились силы, и он рухнул к ногам существа, которого принял за демона.Очнулся Вадим от шума дождя, стучащего по сооружению, которое вполне можно было назвать навесом или укрытием, состоящим из вбитых в землю стволов молодых деревьев, досок, веток и огромного куска
