и через несколько дней ее отец меня принял. В результате у меня снова была прописка на Малой Бронной. Теперь — срочно устраиваться на постоянную работу. Пока держаться на плаву мне помогли несколько переводов, которые я сделала для Сценарной студии.
И вот опять случай. Проходя по проезду МХАТ, я встретила Игоря Владимировича Нежного, директора-распорядителя МХАТ, с которым познакомилась еще у Булгаковых. Он поинтересовался, чем я занимаюсь. Я ответила, что ищу работу. Он посоветовал мне обратиться к его брату, только что назначенному директором Дирекции фронтовых театров. Я немедля отправилась на Малую Бронную, где размещалась дирекция. Владимир Владимирович Нежный любезно со мной побеседовал и принял на работу в качестве заведующей литературной частью. В мои обязанности входило привлекать авторов для написания скетчей и одноактных пьес для исполнения нашими артистами фронтовых театров во время их регулярных выездов на фронт.
Однажды в дирекции с одноактной пьесой появился Петр Тур, один из знаменитых в ту пору драматургов, работавших под псевдонимом братья Тур. Пьесу прочли, одобрили и предложили несколько мелких поправок. Беседуя с Петром Львовичем об этой пьесе, я спросила: а где же его соавтор, Леонид Тур? Оказалось, что во время последней поездки на фронт тот сильно простудился и из дома не выходит. В то время Туры были корреспондентами «Известий» и «Сталинского сокола», и их фронтовые очерки регулярно печатались в этих газетах.
Мы условились вечером зайти к Леониду, чтобы внести поправки в пьесу.
Леонид в полосатой пижаме лежал на широкой кровати. Рядом с кроватью стояли меховые унты, сразу привлекшие мое внимание. Когда мы вошли, Леонид мигом вскочил и одним прыжком оказался в унтах, доходивших ему почти до бедер. Зрелище было забавное, и я расхохоталась. Как потом любил повторять Леонид, именно мой смех его мгновенно покорил. Через несколько дней в дирекцию пришел уже Леонид и пригласил меня пообедать с ним в «Арагви». Я удивилась — какое «Арагви», когда все по карточкам. Оказалось, что ресторан «Арагви» обслуживал и подкармливал режиссеров, артистов, драматургов и других театральных деятелей. Так как Леонид несколько дней болел, у него остались неиспользованные талоны. Для меня это был настоящий пир!
В «Арагви» Леонид рассказал, что недавно разошелся с женой, известной балериной Ириной Тихомирновой. Она ушла к Асафу Мессереру и уехала вместе с ним и театром в эвакуацию в Куйбышев. Труппа Большого театра скоро должна вернуться, и тогда Леонид займется оформлением развода. Квартиру на улице Горького, где он жил с Ириной, придется срочно разменивать.
Мы продолжали встречаться во время его кратких приездов с фронта в Москву. Однажды он предложил мне переехать к нему. Мол, скоро он привезет мать из блокадного Ленинграда, и ему будет спокойнее знать, что она под моим присмотром. Это было странное, но честное предложение. Он сказал, что к новому браку пока не готов, хотя и очень ко мне привязан. Надо некоторое время пожить вместе, а там, после войны, наша совместная жизнь скорее всего наладится.
Должна признаться, Леонид мне с каждым свиданием все больше нравился. С ним было интересно: человек образованный, он хорошо знал поэзию, часто читал стихи наизусть, умел прекрасно рассказывать. У нас образовался круг знакомых. Мы часто ходили в театр. Серьезно обдумав сложившуюся ситуацию, я решила согласиться на его предложение и переехала к нему на улицу Горького. Вскоре Леонид привез из Ленинграда свою мать Фани Израйлевну. Она оказалась милым душевным человеком. С Фани Израйлевной мы стали жить душа в душу. Часто разговаривали о Леониде, которого она обожала. Она мне рассказывала о его предыдущих женах, сильно отличавшихся, как она говорила, от меня. Когда появлялся Леонид, было видно, как она оживает, как радуется каждому его слову, каждой шутке. Я вела хозяйство, работала в дирекции и ухаживала за все еще очень слабой после блокады Фани Израйлевной.
Месяца через два Леонид получил от Ирины Тихомирновой сообщение, что она с Мессерером возвращается в Москву. Теперь в трехкомнатной квартире оказалось сразу шесть человек: Тихомирова с Асафом, ее мать, мы с Леонидом и Фани Израйлевна. Порешили: каждой семье — по комнате и одна общая.
Отношения сложились вполне взаимоуважительные. Забавная ситуация возникала в связи с телефоном, стоявшим в «общей» комнате. Как и у многих артистов и писателей, телефонное общение обычно начиналось поздним вечером, после окончания спектаклей. Телефон у нас трезвонил долго: каждая «сторона» давала возможность другой ответить на звонок. Кончалось это тем, что одновременно в общую комнату вылетали Мессерер и я, часто в неглиже, и быстро прятались обратно в свои комнаты. Нас обоих сильно смешила эта ситуация.
В конце концов Ирина заявила, что получила от высших властей разрешение остаться с Мессерером в этой квартире, а Леонида пропишут в любой другой, какую он найдет.
Опять помог случай. Рядом с улицей Горького в Гнездниковском переулке жила бывшая жена Льва Романовича Шейнина. Она страдала тяжелым психическим расстройством и находилась в больнице. Перед Леонидом было поставлено условие: он сможет занять ее квартиру, если сумеет организовать ее переезд в Краснодар, к родным.
Леонид энергично взялся за дело. В то время братья Тур были широко известны, их пьесы шли в Москве и по всей стране. Это способствовало более быстрому прохождению ведомственных барьеров. Наконец все нужные документы собрали. Договорились, чтобы больной с санитаркой предоставили отдельный товарный вагон для переезда в Краснодар.
Леонид остался на вокзале проследить за погрузкой. Наш знакомый, генерал Осликовский, предоставил Леониду свой джип и адъютанта, и на рассвете мы отправились в больницу. Само здание вызвало у меня чувство непонятного страха. Я вошла в вестибюль вместе с адъютантом. Там нас уже ждала необыкновенно красивая рыжеволосая молодая женщина, прекрасно одетая, рядом с молодцеватой санитаркой. Ничто не говорило о ее болезни, разве что несколько напряженное выражение глаз. Мы молча доехали до вокзала. Санитарка и адъютант взяли женщину под руки и повели по перрону на дальние пути, где стоял стоял состав с прицепленным товарным вагоном. Я шла сзади с ее свертками и лекарствами. Вдруг женщина вырвалась, бросилась к идущему навстречу мужчине и выхватила у него изо рта папиросу. Адъютант и санитарка с трудом ее усмирили и водворили в вагон.
Судьба рыжей красавицы обернулась наилучшим образом. Она благополучно прибыла к своим родным, со временем ее психическая болезнь прошла, она вышла замуж.
Мы с Леонидом вскоре покинули улицу Горького и обосновались вместе с Фани Израйлевной в однокомнатной квартире в Гнездниковском, в доме Нирензее. Комната была большая, с альковом, ванная с горячей водой,
