губы. «Мам, я не сумею. А чего-нибудь попроще нет?».
Через неделю предложили попроще: возглавить связь с общественностью комплекса жилищно-коммунального хозяйства Москвы. И сразу же первое задание: комплекс оплачивает программу на государственном телеканале. Сумма выделяется большая, каналу и тридцать процентов за глаза. На этом месте шифровка приостановилась, но ее концовка была понятна даже Лидии: приступай, осваивай бюджет, нам процентов двадцать, это по-божески.
– Мам, а нет работы журналиста?
– Лидусь, я думаю, журналистами не по блату работают, – с сомнением сказала мать. – Чего там? Зарплаты маленькие… Но я узнаю.
Журналистом? Хорошо. Из эфира прилетела продюсерская компания, которую надо возглавить, и которая согласится на кандидатуру Лидии, потому что в случае согласия компании дадут два жирных государственных заказа. «Мама!»
Наконец, в сети поняли, что Лидия – натура утонченная, и предложили на выбор: должность декана факультета журналистики либо место начальника коммерческого отдела большого вуза. В конце разговора, после отводящего глаза обсуждения подарков на грядущий юбилей главного архитектора, ну да, картина лучше всего, а еще он любит золотые монеты – «кстати!» – намекнули, что второе место лучше, имеются большие возможности сдачи в аренду помещений.
Тут Лидии пришло в голову, что все это хорошие работы для Артема. Когда она сказала об этом матери, та побледнела.
– Вот что, дорогая, – процедила после длительной паузы. – Я больших людей побеспокоила не ради твоего старого идиота. Не хочешь менять работу, не меняй. Но скажи это прямо, чтобы я не выглядела посмешищем.
– Говорю прямо: я пока останусь в газете.
– Хорошо.
Наверное, она подумала, что Лидия продолжает цепляться за Артема. На самом деле это было не так. Если бы можно было безболезненно, тихо, постепенно отчалить к новым берегам, она бы отчалила. Но от нее требовались слишком крутые перемены. И главное, она очень боялась, что на новом месте ей будет хуже. Вдруг она не справится? Она плохой журналист и никогда не работала начальником. Нельзя требовать от человека менять свою природу.
Почему Лидия выбрала профессию журналиста? Потому что мать костьми легла против профессии учителя, вот и все. Какие еще могли быть варианты для образованной девушки из хорошей семьи? Лидии казалось, что быть учителем лучше, но мать не питала иллюзий насчет женской завлекательности дочери – такая учительница, как Лидия, имела мало шансов выйти замуж. Мешали и фантомные материны боли – в Дагестанской школе единственным мужчиной был трудовик, колченогий, как табуретки, которые он заставлял сколачивать. И пятьдесят лет спустя мать была уверена, что личная жизнь Лидии, стань она учительницей, была бы обречена на брак с инвалидом войны.
Разумеется, главная мечта матери была неосуществима: Лидия категорически отказалась идти по ее стопам. Эх, какие вопросы могли быть решаемы в этом тандеме! Да и потом, позже, сложная сеть проводов, тянущаяся от матери в разные уголки страны, была бы отдана в родные руки – но Лидия не захотела, и теперь это золотое руно разойдется по небу дымом, ведь унаследовать его, не находясь в системе, нельзя.
Весь следующий вечер мать ходила непривычно задумчивая, а потом предприняла попытку объясниться.
– Лидия, я думаю, что, если твой Артем узнает о собственном телеканале, он на тебе сразу женится, – сказала она за ужином, наблюдая, как жар заливает лицо и плечи дочери.
– Мама, что ты говоришь?
– Это деловой разговор, Лидусь. Вопрос можно решать и таким способом. Я хочу обсудить разные варианты.
– А я не хочу! Понятно?
– Насколько я могу судить о нем…
– Хватит! – заорала Лидия. – Я терпела, когда мне, бездарной корреспондентке бездарной газеты, цинично предложили возглавить факультет журналистики! Теперь мне предлагают купить мужика! Ты хоть понимаешь, что это безнравственно?
Разговоры о работе прекратились. Жизнь шла по-прежнему.
Первое время Артем дулся, потом, видимо, машинально поздоровался. Она не зарыдала, не бросилась на шею, он успокоился, перестал бояться. «Дружба?» – спросил. Она пожала плечами с большим достоинством.
Теперь он здоровался всегда, а иногда подмигивал. Наконец, пригласил выпить кофейку в ресторанчике напротив. Спросил: «Ты не в обиде?» «Не в обиде». «А и хорошо, что объяснились. Я даже жалею, что раньше не догадался. Я ведь не знал, что у тебя, там, какие-то претензии. И тебе было бы легче – замуж бы вышла за этого, который богатый». «А он снова подкатывает, между прочим» – соврала Лидия. «Везет, – очень серьезно сказал Артем. – Вообще, хорошо быть бабой. Всегда можно папика найти, и все проблемы решены». «А ты мамика найди». «Где они – мамики? Может, ориентацию сменить? А то ипотеку, боюсь, не вытяну».
Она вдруг злорадно подумала: а если предложить ему пост директора собственного телеканала – что он ответит? От этой мысли тянуло какой-то другой жизнью, словно на секунду приоткрылась дверь в параллельное пространство, и горячий сквознячок тех ветров, что там дуют, вмешался в московский воздух.
Она захлопнула эту дверь.
Так прошел год, и она уже привыкла к тому, что они с Артемом – друзья, и новое положение обставилось мелкими привычками, ритуалами, приобрело черты уюта. Но в апреле вызвали в бухгалтерию, вручили уведомление. Через два месяца газета закрывается.
В коридоре она столкнулась с Артемом.
– Знаешь уже? – сердито спросил он. – Все, кабздец. Тебе еще хорошо, у тебя жених миллионер, а мне каково? У меня ипотека.
– Никакой надежды?
– Какая, нах, надежда? У нас долги – сорок миллионов. Да и пошла она, эта газета, ненавижу.
– Да, – сказала Лидия и вдруг заплакала.
Он покосился на нее, но не приобнял, только посопел носом.
– Мне тут одно место предложили. В продюсерской компании. И платят нормально. Но я не хочу идти простым редактором. А тебе в самый раз. Фактически это то же самое, чем ты здесь занималась. Дать контакты?
Узнав новости, мать промолчала, что свидетельствовало о крайнем раздражении. Очевидно, ее обидело, что Лидия сочла предложение Артема более выгодным. Она не поняла: Артем предложил то, что нужно – по мерке. Видимо, он лучше знал Лидию, чем ее собственная мать.
10
Бывший преподаватель техникума имени Альтшуля Павел Штальман умер в 2009 году от рака легких.
«Легкого рака» – в ужасе пошутил он, когда узнал диагноз, но шутка вышла несмешной. От официального лечения Павел отказался – уж очень тоскливыми были государственные больницы – все деньги в итоге потратил на шарлатанов, потратил заодно и время. Последние месяцы жизни прошли в мучениях, что, впрочем, имело один-единственный положительный момент: страдания настолько замутили голову, что только один раз за время умирания Павел попытался вспомнить прошедшую жизнь и как-то оценить ее с точки зрения удачливости.
