убежать было гораздо проще и без малейшего риска для жизни. Это только нездоровая тяга к западным ценностям и какая-то воистину животная непосредственность могли подвигнуть некоего отщепенца ухнуть головой с верхней палубы в быстротекущие воды Зунда. При такой постановке дела вероятность быть вынесенным в Северное море гораздо больше, чем оказаться на вожделенном берегу Западной Европы.
И, тем не менее, основания для столь нелогичных и, на первый взгляд, неумных действий, имелись. Оказывается, на одном невизированном БМРТ, который по своему статусу не мог заходить в иностранный порт, нашёлся один матрос-доброволец, летним месяцем спрыгнувший со своего родного траулера. Случилось это напротив шведского порта Хельсинборг. Удачливый беглец, сделав несколько взмахов по водной глади пролива, оказался на борту подобравшей его прогулочной яхты, подвернувшейся на пути его стремительного движения к загнивающему Западу. А траулер, не имеющий права совершать какие-либо непредусмотренные манёвры в узкостях пролива, пошёл себе дальше на промысел окуня в Норвежское море, но уже без одного штатного матроса. Я думаю, на улове это никак не сказалось, а вот «ценные указания» в виде циркуляров о повышении бдительности на флотах Балтики разошлись.
Наш Перелыкин отреагировал на это внеочередным партийным собранием, на котором выразил следующую мысль:
– Мы сюда, товарищи, не галушки пришли есть. Нам партия доверила передовой фронт борьбы с происками капитализма, ёпэрэсэтэ. А некоторые, понимаешь ли, подставляют ножку нашему паровозу, который на всех парах летит куда? Правильно, к коммунизму. И другого пути у него нет. И я, как рядовой кочегар этого паровоза, не позволю, чтобы некоторые недальновидные личности выскакивали на ходу из нашего дымящего всеми своими резервами поезда, ёпэрэсэтэ. Чтобы было понятнее, поясняю: два месяца назад с калининградского траулера сбежал, ёпэрэсэтэ, один слизняк – матрос-добытчик. Сбежал, я вам доложу, самым бессовестным образом – спрыгнул с борта и был таков. Его тут же подобрали шведы, как утопающего, ёпэрэсэтэ. А на берегу он, гад подколодный, попросил политическое убежище. Предатель трудового народа! Таких мы будем гвоздями прибивать к позорному столбу истории, ёпэрэсэтэ! Короче, ёпэрэсэтэ: завтра входим в зону проливов; все коммунисты должны встать к борту, согласно составленному мною расписанию. Ни один подлец, ёпэрэсэтэ, не должен повторить попытки того сбежавшего предателя и подонка.
– Может, лишнее, Валентин Сергеевич, – раздался голос из партийной аудитории, – мы здесь все, вроде, проверенные…
– Вроде, ёпэрэсэтэ, – передразнил докладчик, – вроде – у бабки на огороде. Мы здесь никакой психотерапевтизм разводить не будем. Пресечём в корне любые происки и попытки обмотать нас вокруг пальца. В узкостях в районе Мальмё, Копенгагена и Хельсин-гёра будем стоять у борта так, чтобы каждый партиец видел другого. Чтоб ни одна собака не проскочила между вами, ёпэрэсэтэ! Если возникнут какие подозрения или попытки кого-то из членов экипажа близко подойти, понимаешь ли, к ограждению, пресекать в корне!
– А как пресекать-то? – опять прозвучал голос из кают-компании, где и проходило экстренное партсобрание, – ружья нет, с матросом-бугаём, типа Махарадыча, я не справлюсь…
– Опять мне Махарадыча в пример приводят, ёпэрэсэтэ! Он и плавать-то толком не умеет. Действовать так: поскольку вы все в зоне видимости, подбегаете с двух сторон к негодяю, крутите его в бараний рог и ко мне в каюту. Я ему, мерзавцу, покажу, где черти зимуют и откуда у рака клешни растут, ёпэрэсэтэ! Вот, прапорщик не даст…, – он оглядел свою партийную аудиторию, и не найдя в ней «прапорщика», то есть тралмастера, немного замялся и продолжил: – В бараний рог! Вязать! Крутить! Ёпэрэсэтэ! Будем выводить на чистую воду!
– А если не успеем?
– Не успеете, ёпэрэсэтэ? Тогда выговор по партийной линии с занесением в личное дело. Это самое мягкое, что могу предложить. К своим обязанностям отнеситесь серьёзно, товарищи. И приглядывайтесь ко всякого рода бегунам. А то нашли нынче моду бегать трусцой по палубе в белых тапочках. От инфаркта якобы. Я таких любителей знаю. Раздобудько тоже весь рейс вот так бегал по шлюпочной палубе. А в Антверпене взял и сбежал. Готовился, значит. Ничего так просто не бывает. А лучшее средство от инфаркта – подвахта. Вот, рыба пойдёт, это лучший спорт. Четыре часа без перерыва пошкеришь окунька, забудешь про все болезни. И бегать уже не захочется. А теперь, товарищи, – по ка…
Он опять посмотрел на аудиторию и, не заметив в ней прапорщика-тралмастера, добавил:
– …ютам. По каютам, товарищи. Отдыхайте перед партийной вахтой. А утром, как покажется берег, согласно расписанию, занимайте свои посты и глядите в оба. Чтобы муха не пролетела. Я для острастки, ёпэрэсэтэ, объявлю экипажу о принятых мной мерах. Чтоб не рыпались особо. Думаю, не повредит, ёпэрэсэтэ. Пусть некоторые задумаются, что не лыком здесь шиты. Если надо, то и перелычим. У меня фамилия такая – обязывает.
В зону проливов вошли мы при полном тумане. Осенью они не редкость в тех местах. Выставлять партийную вахту в сложившейся метеорологической обстановке было полным абсурдом. Но команда «Коммунисты к борту!» от первого помощника всё-таки поступила. Судно сбавило ход до малого и, включив радиолокатор, внедрилось в туманную кисею парящей на морозном воздухе воды. В таких условиях коммунисты, стоящие у борта, не только лишались возможности видеть соседа по ответственному дежурству, но и вообще не понимали, что происходит вокруг и есть ли намерения у кого-то в условиях отсутствия визуальной ориентации покидать судно столь экстравагантным способом, как прыжок в туманную неизвестность.
Мы с моим соседом по каюте, рефом Володей, поднялись на шлюпочную палубу и наткнулись на стоящего у релинговых ограждений парторга Владимира Карбиоловича Гыргольнаута, с неподдельным интересом уткнувшегося в раскрытую книгу, которую он держал очень близко к лицу по причине слабого зрения.
– Карбиолыч, – прохрипел Володя простуженным голосом, – отвлекаешься от прямых обязанностей. Сейчас за борт кто-нибудь сиганёт, и влепят тебе выговор с занесением.
– Кто здесь? – засуетился парторг, надевая на переносицу круглые очки с очень сильной оптикой, отчего глаза его, а заодно и лицо приобрели выражение крайне удивлённого семита, что было странным для представителя северных народностей.
– Свои, свои, – успел успокоить его Володя, – прыгать никуда не собираемся. Вышли, вот, погулять, подышать, так сказать, скандинавским туманцем. А заодно – проверить вашу партийную бдительность.
– A-а! Издеваешься? – догадался парторг. Тут ничего не поделаешь: партийная дисциплина превыше всего. Считай, что стою на страже государственной границы. Святое дело.
– А книжица не мешает прямым обязанностям? – опять съязвил реф.
– Книжка, кстати, интересная. В библиотеке взял. Автор И. Вашингтон. Американец. Очень хорошо пишет про Испанию и про испанцев. Жил во времена Пушкина. Тогда по миру без виз ездили. С одной подорожной. Нам этого, конечно, не понять.
