с Колымы!), они сразу же начали искать «аргишницы» – оленные тропы, которые были для них главным маркером присутствия в незнакомой местности человека40. Правда, само использование казаками именно оленей в качестве транспортного средства по изданным документам фиксируется редко, но упоминается привлечение местных жителей для перевозки на оленях «государевой казны» (Дополнения к актам историческим, 1851: 20). Формула «идти нартами и лыжами» может означать как оленный, так и собачий41 вариант нарт, а в тех случаях, когда служилый «проговаривается» о способе своего путешествия, мы чаще всего видим именно собак, например в формуле «…корм, и оружие, и всякий промышленный завод, собаки и нарты» (Дополнения к актам историческим, 1851: 17). Вообще, применение нартенного транспорта русскими можно разделить на «плановое» и «неплановое». Примером первого могут служить зимние переходы с Колымы на Анадырь, в этом случае закупаются и используются собаки. «Неплановое» применение нарт – это авария коча. В этом случае, чтобы достичь земли, служилые люди и промышленники изготавливают нарты и лыжи непосредственно из корабельного дерева и, впрягаясь в нарты, везут на них груз – продовольствие и «государеву казну» – на берег.
Инфраструктура – дело государственное, хотя в ее создании могли принимать участие и торговые люди. Конкретный ее состав мы можем выделить, если проследим акты передачи зимовий от одного приказного к другому. В списки передаваемых ценностей обязательно попадут и будут учитываться постройки зимовий42, лодки-карбасы, инструменты для судоремонта и отдельные судовые детали, рыболовные снасти (невода, мережи, «прядено»), рыбное довольствие для аманатов, порох, бумага, «государевы товары». Все это можно считать элементами инфраструктуры системы, которые оплачивались и учитывались государственной властью.
СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ СВЯЗИ, СФОРМИРОВАННЫЕ СИСТЕМОЙ
Итак, структурно наша система состояла из распределенных по рекам зимовий и острогов, а также соединявших их сухопутных и водных путей. На этом каркасе выстраивалось взаимодействие двух миров – русского и аборигенного. При оценке этого взаимодействия важно учитывать, что жесткое черно-белое разделение «русские – аборигены» неприемлемо в силу того, что в процессы взаимодействия с обеих сторон были вовлечены несколько разных социальных групп с разными интересами и возможностями. С русской стороны можно выделить служилых (включая приказных) и торговых людей, а также промышленников. Со стороны аборигенного мира мы увидим прежде всего разные родоплеменные группы юкагиров, эвенов и чукчей, отношения с которыми будут складываться разным образом. Кроме того, внутри самих групп иногда можно увидеть признаки некоторого расслоения и неоднородности. Среди этих связей можно выделить следующие.
Ясачные отношения составляли каркас социальных связей на «дальних реках» – именно с их установления, как правило, начиналось освоение новых областей русскими. В законченной, институционализированной форме эти отношения выстраивались между администратором зимовья и представителями племен – прежде всего главами родов и отдельных семей. Важным средством обеспечения лояльности аборигенов и своевременной выплаты ясака было аманатство – удержание родственников вождей (а иногда и самих вождей) в зимовьях в качестве заложников, «под которых» вносился ясак.
Ясачные отношения включали сбор и учет ясака (он привозился в зимовье к определенному времени), фиксацию плательщиков ясака в ясачных и приправочных книгах, содержание аманатов, выдачу подарков по факту уплаты ясака, следственные действия в случае неуплаты ясака («правеж») и меры, принимаемые приказными для ликвидации недобора. Последние были разнообразны и нередко представляли собой различные нарушения основного посыла центральной власти – действовать «ласкотой, а не жесточью». Приказные могли подвергать ясачных людей незаконным задержаниям и даже пыткам, например, заключению в колодки (такие колодки найдены археологами при раскопках Алазейского зимовья [Алексеев, 1996: 24]).
Брачные связи с женщинами-аборигенками были на «дальних реках» типичны как для служилых людей, так и для промышленников и торговцев. Сложность заключалась в их правовом оформлении, которое оказывалось затрудненным из‐за необходимости крещения «иноземцев» для полноценного брака, а смена веры приводила к выходу «новокрещена» из числа плательщиков ясака (Гончаров, 2020: 170).
Торговля и обмен применительно к аборигенному населению оказываются тесно увязанными с ясаком. Прежде всего сама выплата ясака воспринималась «иноземцами» как форма отношений дарообмена – после сдачи ясака следовали подарки от приказного человека. В качестве «подарочных» товаров русские документы упоминают бусы («одекуй»), котлы, пальмы (наконечники копий), пластины для доспехов-куяков. Встречаются упоминания разборчивости аборигенов в отношении подарков – например, в середине 1670‐х гг. алазейские юкагиры почему-то не брали бусы, предпочитая им железные изделия (Савинов, 2020: 53). Отношения обмена с аборигенами были той областью, где расходились интересы двух групп русского населения – администрации и торговцев; последним строго запрещалось скупать соболей у ясачных людей до того, как те сдадут ясак («отторговывать иноземцев прежде государева ясаку»). На практике запрет, конечно, нарушался, о чем свидетельствуют жалобы приказных людей, сохранившиеся в документах Якутской приказной избы.
Иногда обмен оказывался необходимым для выплаты ясака. Практика промысловой охоты на соболя не была типичной, например, для алазейских юкагиров, которых приходилось специально «высылать на промысел». Кроме того, охота могла быть затруднена объективными факторами – например, утратой оленей в результате чукотского набега. Тогда юкагиры выменивали собольи шкурки у промышленников, предоставляя взамен оленье мясо и шкуры (результат традиционной для этого народа охоты на диких оленей), и уже этими соболями вносили ясак.
Торгово-обменные отношения между промышленниками и «иноземцами», а также между разными группами русского населения можно определить как «горизонтальные» (между людьми относительно близких социальных статусов), а между приказными и аборигенами – как «вертикальные» (отношения людей, заведомо неравных по своему положению). Принципиальным отличием «вертикальных» отношений была недобровольность обмена для аборигенов, дававшая простор для злоупотреблений и насилия. Приказный человек, начальствовавший на зимовье или в остроге, мог силой заставить местных «лучших людей» приобретать «государевы товары» за собольи шкурки по завышенному «тарифу». «Да он же, Иван Кузаков с товарыщи, наметывает на нас, холопей ваших товары, полицы куячные и пальмы, и топоришка, и стрелы <…> А которые юкагири не начнут имать товару, и тех батоги бьет…» (Колониальная политика Московского государства, 1936: 113–114) – жаловались в 1665 г. колымские юкагиры, приписанные к Среднему зимовью. Кроме того, во власти приказного был выбор конкретных предметов для выдачи в качестве подарков за ясак, он мог и вовсе их не выдавать или, например, «отдариваться» мороженой рыбой, объясняя это тем, что у него не осталось ничего железного.
Отношения торговых людей с другими группами русского населения края тоже отнюдь не были безоблачными. Например, зимующие торговые люди могли проявлять нелояльность и откровенно саботировать указания начальников зимовий, а на пострадавших «от морского разбоя» служилых зачастую пытались нажиться, взвинчивая цены на муку43. Таким образом, промышленники и служилые как социальные группы оказывались
