не видела. И не узнала бы, если бы не твои волосы. Они такие же, как у меня…
— Да. Похоже. Я не знаю, как этот цвет волос называется.
— Это называется натуральная блондинка. А ты реально дурочка… За что тебя сюда?
— Меня кто-то избил и по голове… А в больнице спросили как зовут. А я не помню. Ничего не помню.
— Амнезия… Говорят, что это проходит потом… со временем.
— А тебя за что?
— Ты вообще ничего не помнишь?
— Не-а.
— А… Ну тебя там тогда даже не было… Короче… В июле Игорёк тогда на меня тоже глаз положил…
— А Игорь — это кто?
— Ну, Король же… Игорь Короленко. Ну ты вощще… Короче решили они меня… это… А я сбежала. Решила на Родину поехать. У меня где-то тут недалеко тётка должна быть. Мамина сеструха родная…
«Да знаю я всё про тебя. Даже больше теперь чем ты сама, наверное… И с тётей Наташей уже пообщался. Вот ведь как. Блин. Что же делать? И как теперь мне из всей этой ситуации выкручиваться?»
— Не доехала… По дороге я то на электричках, то на автобусах. Деньги у меня были. Но совсем чуть-чуть. А вот в Шуе у меня… Короче, меня мент арестовал. Усатый такой.
«Блин. Всё чудесатее и чудесатее. Кажется, я знаю этого мента…»
Но надо спросить подробности. Подпускаю наивности в голосе:
— А за что?
— Меня трое козлов каких-то местных поймали, затащили в подворотню. Там старый дом, а во дворе никого. Ну вот в этом доме меня по очереди… все трое… а потом ещё… И били… А один стал об меня окурки тушить. Беломориной тыкал… в грудь…
Она замолчала… Видимо воспоминания давались ей не очень то легко… Но продолжила…
— Я схватила разбитую бутылку и в лицо ему. Он так орал, как будто ему на яйца наступили… И ещё… он плакал…
«Похоже и этого меченного, как и всю эту гоп-компанию я тоже прекрасно знаю. Ну вот откуда такие совпадения? Неужели я прошёл весь путь Александры. И маршрут совпадает до мелочей. Шуя. Гопники. Менты. Психушка. Но вряд ли она ездила в Питер. И С тётей она так и не встретилась. Иначе бы меня за неё не приняли бы… А в остальном всё совпадает. Странно. Может это и есть моя цель? Спасти её из психушки… Ну, не знаю. Вряд ли вселенский разум, или что ещё там, ради этого выдёргивал бы меня из будущего и забрасывал в прошлое. Если бы меня здесь не было, то… Инга бы умерла там, на дереве… А Александра… Скорее всего умерла бы здесь, в больнице. И вряд ли это окажет какое-то воздействие на будущее. По крайней мере на моё будущее… А теперь оно есть? Моё будущее…»
Между тем моя сокамерница продолжала. В её глазах сверкнули кровавые огоньки. Это она вспоминала с видимым удовольствием.
— Я ему всю рожу распахала. А остальные двое убежали, когда я на них пошла с разбитой бутылкой в руках… Я за ними побежала. Голая, в крови… И с «розочкой» в руке.
«Представляю себе эту картину. Молодец Сашка! Валькирия!»
— На улице почти сразу меня менты скрутили… Этот усатый даже избил. Он вообще садист. Но тем троим, так ничего и не было. Того, что с резаной мордой в больницу отправили. А меня арестовали. Я быстро сообразила, что если скажу, что мне уже есть четырнадцать, то меня посадят… Лучше уж посадили бы…
— А почему четырнадцать? А за что посадить то? Ты ж защищалась…
— Ты что, не помнишь, в школе говорили… Ах, да, ты же не помнишь. Так вот с четырнадцати лет могут посадить в тюрьму. А мне пришили статью за какие-то тяжкие повреждения за того порезанного.
— А им ничего, за тебя?
— Нет. Ничего. Мне одна зечка в камере, где я сидела, пояснила, что один из тех насильников — сын того усатого мента. Козёл ещё тот. Любит баб бить, насиловать и мучить.
— Но тебя же не посадили.
— Я, как и ты сказала, что не помню кто я и откуда. А в камере вскрыла себе вены. Я не хотела умирать. Так хотела сымитировать. Но получилось серьёзно. Чуть не сдохла. Меня в больницу. А в больнице психиатр сказал, что мне может быть как пятнадцать, так и тринадцать лет. Подлечили немного. Всё пытались вызнать кто я и откуда. Не получилось. И вот я здесь, уже больше полугода. Лучше бы меня посадили. Но теперь назад дороги нет. Я здесь снова хотела вены вскрыть… Не получилось. Пыталась повесится… Откачали. И колют всё время какую-то гадость. Я потом валяюсь как бревно. И от таблеток тоже… А после лекарств ломает всё тело, как огнём изнутри жжёт…
Мне было очень жалко эту девочку. Но ещё более жалко было себя. С перспективами такого будущего я не согласен.
— А бежать не пробовала?
— Как? После препаратов сама себя не помню. Хожу еле-еле. До сортира не дохожу. Под себя мочусь. А меня за это потом санитары…
— Бьют?
— И бьют тоже… — она оценивающе посмотрела на меня. — Ты ещё мелкая… На тебя могут не позариться. Хотя… Короче, готовься. Накормят лекарствами, а потом всю ночь будут драть во все дырки. Может и сегодня придёт. Этот Антон, который сегодня дежурит — любитель новеньких укрощать…
— А если врачу пожаловаться потом.
— Ты дура что ли? Кто тебе поверит. Ты же псих. Ты можешь и насочинять что угодно.
— А если кто-то забеременеет от них?
Саша надолго замолчала…
— Два месяца назад… Или три уже… Антон, этот гандон… ночью приводил какого-то фельдшера. И они мне сделали аборт. Без наркоза. Почти. Я была под этими таблетками. Я всё чувствовала. Но не могла даже «мяу» сказать… Им ничего не будет… Если ты — никто. И если у тебя нет родственников… Ты реально НИКТО. И звать тебя никак. Поэтому творят. Что хотят. А сдохнешь… закопают на ближайшем кладбище. Справку врачиха какую угодно напишет.
— Ну, тогда надо бежать…
— Как? Куда?? Это бездна…. Пропасть. Отсюда не выбраться. Я хочу сдохнуть…Отпусти меня…
Сам не понимая почему, я прижал эту почти незнакомую мне девочку к себе, и гладил по голове… Гладил, гладил… Постепенно она стала затихать… Я отпустил её. Она отстранилась от меня и пристально посмотрела мне в глаза:
— А ты правда ничего не помнишь?
Глава 14
Прямо как в старом советском телесериале «Адъютант его Превосходительства». Там тоже мальчик Юра, сын
