8. Прощание Харальда с саами. Последние напутствия великого нойды Каапо. Путь на торг.
Время шло, изгнание же Харальда продолжалось…И вот день ото дня появлялось все больше признаков очередной весны. Следы на снегу, прежде четкие и ясные, теперь стали оплывать, и уже слышалось журчанье воды в ручейках, скрытых под ледяной коркой, и стук капели, падающей с веток в лесу. Кое-где из-под снега появились первые цветы, и все больше птичьих стай пролетало над головами лесных жителей. И крики птиц возвещали о прибытии весны, а потом стихали в отдалении — они летели дальше, к местам своих гнездовий, на своих крыльях унося весенний восторг. А Каапо тем временем учил Харальда понимать, что это значит — количество пролетающих птиц, направление, откуда они появлялись или в котором исчезают, и даже язык их криков.
— Пойми истину, сын великого вождя. Что птицы в полете, что дым от огня — это одно и то же, — пояснял старый нойда. — Ведь для знающего — это знаки и предзнаменования. — И добавил потом: — Хотя тебе это знание не пригодится. — Он, верно, заметил, что стая уже пролетела, а Харальд все смотрит на юг. — Очень скоро саами пойдут на север, на весенние охотничьи земли, а ты пойдешь в другую сторону и покинешь нас. Так будет…Ибо скоро настанет время свершения предсказаний нашего бога, Ибмела Создателя. Настанет пора твоего возвращения на родину. И ты…ты никогда больше сюда не вернёшься. Но и…ничего из увиденного и прожитого здесь не забудешь, так тебе велит Жребий Судьбы и сам Ибмел Создатель
Харальд хотел было возразить старику, но его кривая улыбка остановила порыв норега.
— Я знал об этом с первого же дня, как ты пришел к нам. И все саами знали, и жена моя, и Тиия. Ты странник, как и мы, но мы ходим по тропам, проложенным нашими предками, а тебя ведет по свету что-то более сильное. Ты говорил мне, что бог, которому ты служишь, искал знаний. Я понял, что он послал тебя к нам, а теперь понимаю: он хочет, чтобы ты пошел дальше. Мой долг — помочь тебе, а времени осталось мало. Ты должен уйти прежде, чем растает снег и нельзя будет идти на лыжах. Скоро начнут приходить люди-оборотни, твои соплеменники, менять наши меха на свои товары. Мы боимся их, слишком часто человеческая сущность этих людей оборачивается звериными замашками, потому и уходим поглубже в лес. Но прежде того трое лучших наших охотников должны отнести зимние меха на место обмена. Ты должен пойти с ними.
Как обычно, саами, приняв решение, исполняют его очень быстро. Уже на следующее утро стало ясно, что они покидают стойбище. Оленьи шкуры снимались с шестов, а трое вышеупомянутых охотников грузили на пару санок туго свернутые связки мехов. Все это произошло так неожиданно скоро, что у Харальда не осталось времени подумать, как он должен проститься с Тией и что сказать ей. Однако об этом сыну конунга совсем не следовало беспокоиться. Дочь нойды помогала матери снимать шкуры с жилища, но, взглянув на Харальда, оставила мать и отвела норега в сторону, недалеко от стойбища. Когда же они скрылись за елями, она взяла Харальда за руку и вложила в нее что-то маленькое и твердое. И тут он понял — она вернула назад золотую заколку для плаща. Металл всё еще хранил тепло ее тела.
— Нет, Тиия, оставь её себе, — запротестовал Харальд, — она твоя навсегда, и это — залог моей любви к тебе.
— Харальд, сын великого вождя, это ты не понимаешь, — настаивала она. — Ведь для меня гораздо важнее, чтобы дух, который мерцает внутри металла, охранял и наставлял тебя самого. Тебя для меня… Тогда я буду знать, что с тобой всё в порядке, где бы ты ни оказался. И потом, ты оставил мне нечто гораздо более ценное. Оно шевелится во мне. И это — большее чудо…
Харальд понял её слова, но всё спросил:
— Как ты можешь быть уверена в этом, дочь нойды?
— Не забывай, сын великого вождя — сейчас такое время, когда все существа чувствуют, шевеление их детенышей. Саами точно такие же. Маддер Акке, дух что живет под очагом, поместила в мою утробу дочку. С того дня, как мы с тобой побывали в сайво, я знала, что так оно и будет.
— Как ты можешь знать, что наше дитя будет девочкой?
— А помнишь медведя, которого ты встретил в сайво? — загадочно спросила Тиия. — Ведь я была, хотя ты меня не видел.
— Нет, но я чувствовал, как твоё дыхание касаются моего лица.
— А сам медведь? Разве ты не помнишь медведя, которого встретил тогда?
— Конечно, помню. Он мне улыбнулся. А отчего, я так и не понял. И мне никто не смог ответить. Ты же и твой отец упорно молчали.
— Это же так просто! Если бы он зарычал, это означало, что мое дитя будет мальчиком. Но если медведь улыбается, значит будет девочка. Все саами это знают. Жаль, что ты все ещё остаёшься норегом, Харальд, сын большого вождя…
— Тиия, дочь нойды Каапо, разве ты не хочешь, чтобы я остался, чтобы помог тебе растить нашего ребенка?
— Нет, Харальд, сын великого вождя. Тогда…Все в нашем роду будут знать, что это ребенок чужеземца, близкого к нашим богам, и внучка нашего великого нойды. Все постараются мне помогать, потому что будут надеяться, что девочка тоже станет великим нойдой и поможет нашему роду. Если ты останешься с нами ради меня, это меня опечалит. Я же говорила тебе, когда ты только явился к нам, что саами считают, что лучше, гораздо лучше двигаться вперед, чем сидеть на одном месте. Наша жизнь — неустанное движение… Если ты, сын великого вождя, останешься, то и дух твой будет сидеть, как в заточении, вроде огня внутри этого волшебного предмета в виде головы вашего Мирового Змея, который ты одолжил мне. Пожалуйста, послушайся меня, поезжай прочь, возвращайся к себе на родину и помни, что ты оставил меня счастливой.
Тут дочь великого саамского нойды подняла лицо для последнего поцелуя Харальда, а он воспользовался этой возможностью и сжал ее пальцы вокруг своего подарка.
— Возьми мой дар и передай его
