Но Берта была слишком умна, чтобы при сыне показывать истинное отношение к невестке. Когда они собирались за обеденным столом, с бледных уст Берты не сходила улыбка. Иные назвали бы ее постной, однако на это можно было возразить, что, мол, такая у человека внешность. Действительно, худая, с впалыми щеками и несколько вытянутой физиономией Берта Кауфман производила такое впечатление, будто радости жизни ей давно не милы, а что касается отношения к окружающему миру, то он не оправдал ее ожиданий, а потому вообще не заслуживает внимания.
Ну кто, скажите на милость, мог предположить, что Арни — умный, красивый молодой мужчина, преуспевающий бизнесмен — выберет в жены эту девчонку, отпрыска каких‑то…
В этом месте ход мыслей Берты застопоривался, потому что в голове у нее возникало словечко «макаронников», однако она не могла себе позволить так думать, потому что это было бы политически некорректно. Все‑таки почти всю свою жизнь, за исключением первых пяти лет, Берта провела в Америке и идеи этой свободной, Богом благословенной страны — во всяком случае, таковой являлась официальная точка зрения на вещи, — прочно вошли в ее сознание.
Но, что бы Берта ни думала, ее явные и тайные действия были направлены против Люччи. Скорее тайные, чем явные.
Со временем Люччи поняла, что Берта относится к ней, как к занозе в пятке. Однако она даже вообразить не могла, какую гнусность тайком готовит ей свекровь.
Положение осложнилось еще и тем, что Люччи, сама того не ведая, подыграла Берте. Ох, если бы она знала, какой козырь вручает той! Правда, Берта тогда играла втемную, козырь обнаружился несколько позже.
— Что же ты молчишь? — хмуро произнес Арни. — Я виноват?
Люччи кивнула.
— И ты в том числе. Я тоже виновата, но не так, как ты думаешь.
А еще кто? Ты сказала «в том числе», это подразумевает некую множественность. Имеешь в виду своего любовника? — Губы Арни презрительно скривились.
— Разумеется, хотя он мне не любовник… Он, можно сказать, нанятый работник.
Арни присвистнул.
— Это что‑то новенькое! Не знал, что ты еще и платила за то, чтобы с тобой спали. Кстати, замечу, моими деньгами, ведь своих у тебя не было.
На миг Люччи задохнулась от ярости. Да кто он такой, в конце концов, чтобы так ее унижать! Однако в следующую минуту постаралась взять себя в руки, вспомнив об Элси, судьба которой полностью зависела от настроения Арни.
— Платила не я, — сдержанно произнесла она.
Арни ухмыльнулся.
— О, похоже, сейчас выяснится, что речь идет не о классическом любовном треугольнике, а скорее о квадрате! Кто же четвертый, дорогая?
— Берта, — глухо обронила Люччи.
Он вновь остановился, в упор взглянув на нее. Усмешка медленно сползла с его губ.
— Боже, что за чушь ты несешь! Уши вянут. Или так проявляется действие введенного тебе врачом препарата?
— Я сказала то, что хотела, — твердо произнесла она. — Четвертой участницей той истории была Берта.
Прищурившись, Арни процедил сквозь зубы:
— Ты пытаешься убедить меня, что моя мать платила тому субъекту, чтобы он спал с тобой, моей женой? А тебе не кажется, что это полный нонсенс?
Люччи гордо подняла подбородок.
— Поверь, я была бы счастлива, если бы Берта действительно рассматривала подобную вещь как абсолютно невозможную. К сожалению, она придерживалась иного мнения на сей счет. И платила тому человеку не за то, чтобы он спал со мной, а чтобы в нужный момент только сделал вид, что занимается этим.
Сунув руки в карманы брюк, Арни раза три качнулся с пятки на носок и остановился.
— Демонстрируешь чувство собственного достоинства? Не поздновато ли спохватилась? О подобных вещах нужно было думать раньше. Теперь же ты просто пытаешься свалить вину на другого человека.
Она вздохнула.
— Я всего лишь говорю правду, которую ты, по‑видимому, не в состоянии усвоить.
— Какую правду?! В тот вечер ты лепетала что‑то о племяннике моей матери — якобы я застал тебя с ним, — но тебе следовало бы предварительно изучить историю нашей семьи. — Арни вновь усмехнулся. — У Берты нет племянников! Ни единого. Впрочем, что я горячусь… Ведь я еще тогда сказал тебе то же самое.
Люччи кивнула.
— Помню. Но это свидетельствует лишь о расчетливости Берты. Она понимала, что у меня не возникнет сомнений, и поэтому назвала того парня своим племянником.
Он провел ладонью по лицу.
— Ты с ума меня сведешь! Где здесь логика? Получается, если парень племянник моей матери, то тебе можно кувыркаться с ним в постели?
— Да с чего ты взял, что я ложилась с ним в постель?!
— Я видел, как вы целовались и между вами было полное взаимопонимание. Одного этого достаточно, чтобы прийти к определенным выводам, но, кроме того, существует неопровержимое доказательство — Элси. Если бы не «племянник», она не появилась бы на свет.
— Еще как появилась бы! Повторяю: Элси твоя дочь.
— Это я тебе повторяю: меня месяц не было дома, то есть я не прикасался к тебе. Вернувшись, застал тебя в объятиях другого, на чем мы и расстались, а потом ты позвонила и заявила, что беременна.
— Я не собираюсь с тобой спорить. Только прошу тебя вспомнить, как все было. Действительно, ты месяц отсутствовал, но перед твоим отъездом мы каждую ночь занимались любовью. И предпоследнюю, накануне твоего отбытия, тоже.
— А последнюю нет! — парировал Арни. — Надеюсь, ты помнишь почему?
Люччи прикусила губу. Речь шла о том самом козыре, который она, сама того не сознавая, дала Берте в руки. О если бы ей знать, чем все обернется! Но недаром существует пословица: если б знал, где упадешь, соломку подстелил бы.
В последний день перед отъездом Арни, дуясь на него за то, что он вновь ее покидает, Люччи соврала ему, сказав, что у нее начались месячные. Причем сделала это единственно из мелочного желания наказать его, лишив возможности насладиться еще одной жаркой ночью.
Позже, поняв смысл своей — поначалу казавшейся невинной — лжи, Люччи кусала себе локти, однако изменить ничего не могла. Как известно, слово не воробей.
Арни тогда уехал, будучи уверенным, что после бурных занятий любовью у его жены начались месячные. Сама Люччи ни о чем не волновалась, кроме того, что она вновь остается с Бертой и им придется три раза в день встречаться в столовой, потому что питание порознь было не в традициях этого дома.
Все так и было за одним исключением: на следующий же день после отбытия Арни за ужином появился неизвестный молодой человек. Его внешность ласкала взгляд, темные волосы поблескивали, высокие скулы украшал легкий румянец, полные чувственные губы притягивали взгляд.
