Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 176
детьми 10–14 лет в юнгфольке, эти старшие подростки чувствовали, что все, что они делали, готовило их к этому моменту. Но тогда им казалось, то они рискуют опоздать на войну. Впрочем, мощь военных технологий производила впечатление даже на тех, кто не считал, что Германия ведет справедливую войну. В Берлине Томас Геве для маскировки надел форму гитлерюгенда, чтобы проскользнуть на выставку захваченной французской военной техники, куда не пускали евреев [57].
Летом 1940 г. школьные каникулы продлили, чтобы дети могли выехать за город и помочь на сборе урожая. Для многих детей атмосфера этих летних лагерей и чувство осмысленности своего труда выразились в песне:
Aus grauer Städte Mauern
ziehn wir durch Wald und Feld…
Из-за серых городских стен
Мы выходим в леса и поля.
Кто остался, пусть пеняет на себя,
А мы путешествуем по свету [58].
В любом случае в гитлерюгенде вели списки тех немногих, кто остался в городе, и в начале осеннего семестра эти сведения передали в школы, чтобы те могли принять соответствующие дисциплинарные меры. Но не только немецкие женщины и подростки вызвались «добровольно» помочь со сбором урожая. Тем летом и осенью в Германию было доставлено 1,2 миллиона французских и британских военнопленных. Большинство из них проводили в лагерях для военнопленных совсем немного времени – их оперативно распределяли по фермам и строительным площадкам. Дело шло гладко: армейское верховное командование, Министерство труда, Немецкий трудовой фронт, полиция и местные партийные и правительственные чиновники уже научились координировать свои усилия после того, как прошлой осенью и зимой им пришлось разместить на территории страны около 300 000 польских военнопленных. К июлю 1940 г. за ними последовали еще 311 000 польских гражданских рабочих [59].
Бюро по трудоустройству составило список не пользующихся популярностью работ, подходящих для «расово неполноценных» поляков, начиная от лесозаготовок, добычи полезных ископаемых и строительства до производства кирпича, каменоломных и торфяных работ – по сути, разных видов карательного «каторжного труда», к которому СС обычно принуждали заключенных в концлагерях. Партийные и полицейские чиновники бдительно следили за тем, чтобы социальные отношения между поляками и немцами не выходили за рамки взаимодействия «хозяев» и «илотов»[2]. До сих пор нацистская политика была направлена на формирование этнически однородного немецкого национального государства, но отныне в стране широко распространились идеи и методы, которые раньше применялись в основном в заморских колониях. Весной – осенью 1940 г. немецкие бюрократы создали систему экономического и социального апартеида. Она быстро расширилась, включив в себя гражданских рабочих из Западной Европы, и разрослась в сложную систему полицейских ограничений, расовых рангов, мелких привилегий и суровых наказаний. Нацисты обещали превратить Германию в расово чистое «народное единство» (Volksgemeinschaft), настоящее сообщество добропорядочных граждан, объединившихся ради общего блага. Вместо этого на улицах стало звучать больше иностранных языков, чем когда-либо прежде [60].
Потерпев поражение в войне и столкнувшись с безработицей, многие поляки поверили уверениям немцев о достойной оплате и хороших условиях труда и охотно садились в поезда, отправлявшиеся в Рейх в январе и феврале 1940 г. К апрелю из Германии обратно в Польшу просочилось достаточно сведений о действительном положении дел, и число желающих завербоваться на работу резко сократилось, а немецким властям все чаще приходилось прибегать к принуждению. Всех пятнадцатилетних подростков обязали явиться в местную польскую администрацию, чтобы получить направление на работу. В сентябре 1941 г. возраст регистрации для работы в новой, ранее польской, провинции Вартеланд (Вартегау/Позен) был снижен до 14 лет. Но на практике немцы уже опережали свои собственные правила. В Позене (Познани) двенадцатилетнюю Хелену Б. забрали прямо из школьного класса и заперли в темном товарном вагоне. По пути в Берлин поезд останавливался в небольших деревнях, где фермеры покупали девушек для работы на своих землях прямо с поезда – Хелена помнила, как они отсчитывали деньги за каждого человека [61].
Катю Ф. и ее кузину подобрали на улице в марте 1940 г. и отправили прямо в Германию. Кате было 13 лет. Ее отвезли на ферму в округе Галле, где к ней относились неплохо, хотя работать приходилось много и тяжело. Катя доила коров, кормила свиней, уток, кур и гусей и подметала двор. Кроме того, ей поручали работать по дому и раз в неделю убираться во всех комнатах. Но она смогла расположить к себе семью своей заботой о детях. Она помогала Герхарду, который только начал ходить в школу, делать домашние задания и одновременно сама понемногу учила немецкий язык, попутно завязав с мальчиком прочные дружеские отношения. Особенно привязались к Кате четырехлетняя Эрика и пятимесячная Бригитта, которых она умывала, кормила и купала [62].
В тот месяц, когда Катя приехала в Германию, правительство издало ряд новых постановлений. Польские рабочие теперь должны были носить нашивки с желтой латинской буквой «P» на фиолетовом фоне, им запрещалось пользоваться общественным транспортом и посещать немецкие увеселительные заведения, для них ввели комендантский час после наступления темноты, а священникам дали распоряжение не пускать поляков на немецкие церковные службы. Работодателям категорически запрещалось всякое братание с поляками, в особенности не рекомендовалось позволять им есть за одним столом с немцами. Кроме того, им запрещалось писать домой, чтобы их сообщения не мешали вербовать новых рабочих. Однако в фермерских общинах в сельской местности немцы нередко сами решали, насколько соблюдать эти правила. В немецкой семье, где жила Катя, ей разрешалось не только есть со всеми за одним столом и сопровождать жену фермера в местную католическую церковь, но и писать домой родным. Она оставалась в этой семье до конца войны.
Основной задачей новой рабочей силы было гарантировать адекватное снабжение населения Германии продовольствием. Той же цели служило введение квот на доставку в оккупированной Европе. Полтора года лихорадочной предвоенной гонки вооружений, не говоря уже о первых девяти месяцах войны, спровоцировали заметный дефицит жиров, белков и ряда других жизненно важных элементов, но победы на континенте привели к немедленному улучшению питания граждан Рейха. Свежих фруктов и овощей по-прежнему не хватало, но немцы на тот момент были самыми сытыми мирными жителями на этой войне. Это благополучие все чаще оплачивалось непосредственно за счет оккупированных территорий: сокращение пайков коснулось даже французов и бельгийцев, хотя им все же досталось в этом отношении не так сильно, как полякам [63].
Маленькому Томи Унгереру из Логельбаха больше всего запомнилось, с какой скоростью вошедшие в Эльзас дружелюбные немецкие солдаты скупили все товары в местных магазинах (причем еще до того, как изгнали из области евреев). 21 июля 1940 г.
Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 176
