горцами начиная с ермоловских времен признаются необходимыми не только в официальных документах, но и в общественном сознании.
С момента возникновения Кавказской линии одной из самых острых проблем были частые захваты людей чеченцами. Особенно расцвело похищение людей ради выкупа в первое десятилетие XIX века. Едва появившись на Кавказе, Ермолов начал решительную борьбу с этим явлением. Тем более, что сразу же по его назначении потребовались экстренные и энергичные меры: чеченцами был захвачен «храбрый и отличный майор Швецов». Ермолов обратился к Султан-Ахмед-Хану Аварскому с просьбой выступить в качестве посредника в деле выкупа Швецова. Был придуман и подходящий предлог — якобы хан состоит в родстве с какими-то пленниками, которых русские власти соглашаются за эту услугу выпустить. Тем самым, сточки зрения Ермолова, сохранялось достоинство России, а кроме того, аварскому хану чеченцы могли отдать Швецовадешевле, чем русскому правительству. Однако дело не сладилось. Тогда по приказанию Ермолова были взяты в заложники те кумыкские князья, через чьи земли чеченцы провезли пленника, а также влиятельные чеченцы, о которых было известно, что они состоят в дружбе с похитителями. Необходимая для выкупа сумма была собрана с кумыкского населения. И, кроме того, по требованию русских властей кумыкские князья вынуждены были изгнать со своих земель всех чеченцев и уничтожить чеченские аулы, «как гнезды или верные пристанища тех разбойников, которые живут в самой Чечне»[48]. В дальнейшем «средство, как для Швецова» применялось Ермоловым еще несколько раз, причем с чеченцев или с их соседей деньги взыскивались не только для выкупа офицеров, но случалось даже и ради вызволения богатого купца (надо полагать, что если бы нынешние российские власти взяли на вооружение данный ермоловский опыт, взыскивая деньги для выкупа похищенных чеченцами людей с чеченской же диаспоры в российских городах, то этот преступный промысел естественным образом прекратил бы свое существование). Отныне похищение высокопоставленного или богатого лица перестало приносить чеченцам такой высокий доход, как прежде, но похищения простых русских людей это остановить не могло.
— Весной 1818 года в штаб А. П. Ермолова начали поступать донесения о происшествиях на левом фланге Кавказской линии, где чеченцы крупными конными отрядами переправлялись через Терек и бесчинствовали на казачьих землях. Перечень кровавых последствий набегов горцев был столь объемен, что генерал И. П. Дельпоццо в достаточно мрачных красках докладывал Ермолову о состоянии дел: «Так как шалости чеченцев день ото дня есть дерзновеннее, то я приказал снять все посты по Тереку, кои в нынешнее время, не принося никакой пользы, подвергаются сами опасности быть вырезанными… Проезд от Червлен-ной до Ивановской крепости вовсе прекращен, и жителям дозволено ездить только один раз в день вместе с разъездом и то, когда дорога будет осмотрена»[49].
Наместнику Кавказа прежде всего требовалось защитить русских людей, которые, находясь рядом со столь опасными соседями, ежедневно подвер-галисьриску быть убитыми, разоренными или взятыми в плен, чтобы появиться затем в качестве рабов на невольничьих рынках Востока.
Главное зло, по мнению Ермолова, составляли так называемые мирные чеченцы, проживающие в Надтеречных аулах. Население их формально демонстрировало признаки внешней покорности русским властям. Однако именно в этих аулах был притон для всевозможных банд-групп. Лучшими наблюдателями за русскими войсками и проводниками являлись сами же «мирные» чеченцы. Перед набегами в «мирных» Надтеречных аулах сосредотачивались отряды разбойников. Сюда же они возвращались с награбленным имуществом и пленными после очередных вылазок.
Вот что свидетельствовал позднее о подобных повадках «мирных» чеченцев сосланный на Кавказ поэт А. Полежаев:
Коль наших нет, так берегись, —
Башку сорвут, как звери злые;
Отрядом только покажись —
И все приятели мирные.
«Беспрестанно изобличаются они, — сообщал наверх Ермолов, — в воровстве, в нападениях и увлечении в плен людей наших. Нет спокойствия и безопасности. Они смеются легковерию нашему к их ручательствам. и клятвам, а мы не перестаем верить тем, у кого нет ничего священного в мире… С нетерпением ожидал я времени, чтобы истребить это гнездо гнуснейших злодеев. Сего требует строгая справедливость и слезы жителей, между которыми редкие семейства не оплакивают или убийства, или разорения»[50].
«В случае воровства на линии, — писал наместник Кавказа в своих обращениях к чеченцам, — селения обязаны выдать вора. Если скроется вор, то выдать его семейство. Если, по прежнему обыкновению, жители осмелятся дать и самому семейству преступника способ к побегу, то обязаны выдать ближайших его родственников. Если не будут выданы родственники — аулы ваши будут разрушены, семейства распроданы в горы, аманаты (заложники) повешены»[51].
18 мая 1818 года Ермолов вызвал к себе старейшин Надтеречных аулов и объявил им, что терпение русского правительства уже истощилось, и если они пропустят через свои земли хотя бы одну партию хищников, то содержащиеся в Георгиевске их заложники будут повешены, а сами они изгнаны в горы. «Мне не нужны мирные мошенники, — заявил наместник Кавказа чеченским старейшинам в заключение, — выбирайте любое — покорность или истребление ужасное».
Во второй половине сентября 1819 года Ермолов посчитал, что настало время очистить прилегающую к Тереку местность от враждебного населения. Ермолову требовалось, чтобы чеченцы сами эвакуировали свои семьи. А так как принудить их к этому можно было только «примером ужаса», в качестве жертвы был избран Надтеречный аул Дады-юрт. Тем более, что по имеющимся у русского командования разведсведениям, аул являлся разбойничьим гнездом и притоном для всех окрестных бандэлементов.
Карательную экспедицию возглавил походный атаман генерал Сысоев. Ему было приказано скрытно подойти к Дады-юрту и предложить жителям добровольно уйти за Сунжу. В случае отказа следовало взять аул штурмом и никому не давать пощады. 15 сентября 1819 года русские войска подошли к Дады-юрту. Отряд состоял из пяти рот Кабардинского пехотного полка, роты Троицкого полка, 700 казаков и пяти орудий. Сысоев предъявил ультиматум и стал ожидать от жителей аула ответа.
Дадыюртовцы, считая слова атамана пустыми угрозами, отвергли предложение российского командования и приготовились к обороне аула. Тогда войскам было приказано идти на приступ. Начался ожесточенный кровопролитный бой, какового русским войскам на Кавказе еще не приходилось испытывать. Аул был взят окончательно только тогда, когда были практически поголовно истреблены все его защитники. Из всего дадыюртовского населения в живых осталось только 14 тяжелораненых чеченцев-мужчин и 140 женщин и детей. Дады-юрт был сровнен с землей в буквальном смысле этого слова.
При штурме аула потери русских составили 10 офицеров и 240 солдат. Об ожесточении боя свидетельствует тот факт, что ранен был сам генерал Сысоев. Общие потери составили более четверти первоначальной
