Тишина стояла такая, что я слышала стук собственного сердца.
Повернувшись ко мне, Марек аккуратно положил свою ладонь на мою талию. Жар от его руки я почувствовала даже сквозь ткань рубашки. Вторую ладонь он зажал в своей, и сделал шаг навстречу ко мне, привлекая меня ближе.
– Просто двигайся вместе со мной, – произнес он с улыбкой на устах. – Готова?
Я кивнула, неотрывно глядя ему в глаза. Мое тело двигалось вслед за ним – Марек ступал плавно и мягко, но твердо придерживал меня, направляя. Как завороженная, я следовала за ним, словно тень за светом.
– Итак, – он убавил темп, но продолжил неторопливо двигаться по истоптанному нами снегу. – Вопросы.
– Да, – эхом повторила я. – Вопросы. И вот тебе первый: за что ты ненавидишь меня?
Мой вопрос так поразил Марека, что он даже споткнулся, но через мгновение выровнял шаг, и продолжил вести меня в танце.
– С чего ты взяла? Я вовсе не ненавижу тебя, – пробормотал он. – Просто…
– Моя семья, – подсказала я.
– Да, – согласился он. – Твоя семья. Балларды всегда враждовали с Крассенами. А твой отец… Тебе известна история о том, как он поступил с моим папой?
Я кивнула, и добавила:
– Дядя Эдвард рассказал мне. И, Марек, можешь мне поверить: я не одобряю поступков моего отца. Я его даже не знала.
– Вот как? – заинтересовался Марек. – Как это вышло?
Я сглотнула, и, собравшись с силами, произнесла:
– Моя мама была обычной женщиной. Она работала в торговой лавке неподалеку от Рогорна. И… В один прекрасный день познакомилась с лордом Кастером. Он зашел в ее лавку, поскольку проезжал мимо, а потом – пришел еще раз, и еще… Результатом этих встреч стала я. Когда мама поведала ему о своей беременности, он предложил ей избавиться от ребенка, поскольку не хотел плодить «бастардов». Мама отказалась. Она родила меня, вырастила и воспитала. До семнадцати я не знала, кто мой отец. Думала, что он погиб. Но потом мама тяжело заболела…
Я стиснула зубы и продолжила:
– Перед смертью она рассказала мне. К тому времени лорд Кастер уже был мертв.
Марек выглядел ошеломленным. Остановившись, он растерянно спросил:
– И… Он знал о том, что ты родилась?
– Да.
– И не помогал вам?
– Нет.
– Вот ублюдок, – выдохнул Марек и вдруг привлек меня к себе. Не сдержавшись, я заплакала, уткнувшись лицом ему в грудь. – Тише, тише, Стела… Все хорошо. Прости меня.
– За что? – сдавленно прошептала я. Мои плечи вздрагивали от рыданий, пока я безуспешно пыталась остановить поток слез.
– За то, что вел себя как придурок, – просто ответил Марек.
– Все нормально. Я понимаю, почему ты это делал. Я не злюсь на тебя.
Еще с минуту мы стояли, прижавшись друг к другу, в полной тишине под зимним звездным небом. Вскоре Марек провел рукой по моей спине и с досадой сказал:
– Ты вся дрожишь. Пойдем внутрь.
Возвращаться на вечеринку мне не хотелось – не было настроения, да и лицо у меня, наверное, было опухшим и некрасивым. Я покачала головой и попросила проводить меня до моего дома. Мы пошли по узкой дорожке, протоптанной между коттеджами, и всю дорогу Марек рассказывал мне о своем детстве, шутя и делясь смешными случаями. Сама не заметив как, я пришла в себя, а под конец уже хохотала, держа своего спутника под локоть.
И, конечно, я понимала, зачем он это делает. Чтобы успокоить меня.
– Вот и пришли, – улыбнувшись, Марек остановился у крыльца и спросил: – Ты точно в порядке? Если хочешь… Я могу зайти.
Я прикусила губу. Еще утром Марек смотрел на меня с презрением, а теперь в его глазах таится что-то, похожее на нежность. Он вдруг поднял руку и убрал прядь волос с моего лица, ласково отводя ее в сторону. Я смутилась, невольно дернувшись, и виновато ответила:
– Нет, спасибо. Я лучше побуду одна.
– Хорошо.
Марека мой отказ ничуть не расстроил – на прощание он коротко обнял меня, обдав дыханием макушку, и резко развернувшись, торопливо направился обратно. Я задумчиво наблюдала, как он практически бежит по тропинке – со стороны его уход выглядел как бегство.
Но думать об этом не хотелось. Я была измотана – на смену слезам пришла усталость, поэтому, оказавшись в собственной гостиной, скинула с плеч плащ и рухнула на диван. И уснула, даже не вспомнив о лекарстве от снов, предусмотрительно добавленном в заранее заваренный чай.
Мне снился замок. Старый, с трещинами в стенах, обвитых зеленым плющом. С паутиной в углах, с тусклыми портретами незнакомых мне людей, с разбитой мебелью и темнотой, царящей везде. Я брела по мрачным коридорам, вытянув руки вперед, пока не увидела вдалеке крохотный огонек от горящей свечи.
Я двинулась на свет, словно мотылек, не боясь обжечься.
Филипп. Это он держал свечу в правой руке, сидя за шатким деревянным столом в крохотной комнате без дверей. Медленно двигая ладонью вправо, он вглядывался в текст, написанный на пожелтевшей от времени бумаге, напряженно изучал каждую букву.
Я приблизилась, стараясь ступать бесшумно, но он все равно заметил меня. Вернее, почувствовал. Я видела, как его плечи дрогнули, а потом расслабились, и он тихо произнес:
– Ты опять пришла.
– Да, – откликнулась я.
– Почему сегодня? Тебя не было в другие дни.
– Я не знаю. Я не могу это контролировать.
Ложь во спасение. Снадобье Кевы давало мне шаткую иллюзию контроля. Когда я пила его, то засыпала крепко, без сновидений. Сегодня я допустила ошибку, ослабила контроль. Как итог – я разговариваю с одним из самых опасных преступников.
– Где мы? – спросила я, оглядываясь. В замке точно никто не жил – уж слишком заброшенным и обветшалым он был.
– В моем родовом замке, – бесцветно отозвался Филипп, продолжая читать.
Я хотела подойти ближе, чтобы тоже прочесть текст, но не осмелилась. Вместо этого решила продолжить диалог, обрадованная тем, что он отвечает.
– Почему ты сказал мне?
– Завтра меня уже здесь не будет. Да и…
Филипп повернулся ко мне, прожигая взглядом насквозь, и усмехнулся:
– Даже если твои друзья меня найдут, что они смогут сделать?
И сам ответил на свой вопрос:
– Ничего.
– Ты опустошил Дознавателей, – ровным голосом сказала я, стараясь не выдавать свой испуг. – Напал на моего брата и леди Мойру. Рано или поздно тебя найдут и схватят. Ты будешь гнить за решеткой до конца своих дней. Если, конечно, тебя не казнят.
– А тебе бы этого хотелось?
Я растерялась. Что он имеет в виду? К чему задает такие вопросы?
