Цапаю подружку за пухлый локоток и отвожу подальше от Эм.
– Насчет хозяина выведывали, да? – спрашиваю шепотом, тыкая пальцем в себя.
– Да нет… – мнется Синти, – ну, разве только… англичанин ли, откуда приехал… Обычная болтовня.
Она выдергивает руку, потирает ее, морщась, и глядит на меня с опаской, будто я зверь какой.
Вопросы и ответы, вранье из лучших побуждений. Остынь-ка, Микки, сынок. Подумай, чтобы сделали при таком раскладе Роджер Мур, Кеннет Мур, Бобби Мур. Держи удар. Спокойствие и порядок.
– Прости, солнышко, я что-то сегодня на взводе.
Целую ее в щеку и, не отстраняясь, гляжу в глаза. Синти таращится, силясь что-то понять. Она вообще-то не дура; просто, как все бабы, не тем местом думает.
Оглядываюсь на Эм, которая со скучающим видом уставилась на витрину, и снова смотрю в лицо Синти.
– Послушай, – говорю тихонько, – если эти типы снова будут тут вынюхивать, сразу звони мне на мобильник!
Она отшатывается.
– Неужто полиция?
– Хуже, родная, – шепчу я еще тише, – таможенное и акцизное управление. – Хитро подмигиваю. – Так что, малышка, ни слова, поняла?
– Хорошо… – испуганно кивает она, – а что случилось?
– Пока ничего страшного, разгребем. – Снова гляжу на Эм, потом отхожу к палатке и беру три больших рожка шоколадного мороженого. – На, держи.
Прямо как в былые годы, когда мы втроем выбирались летом в Гастингс, к морю – я, Эм и Трез. Хорошее было время…
Хотя у Эм что-то не слишком довольный вид. Синти тоже кривится.
– Мы только что съели по одному.
Ничего, пускай поправляется. Набрать лишний жирок для Синти не проблема, сохранить его гораздо труднее. Меньше полутора тысяч калорий вдень – и пиши пропало, начнет худеть. Сладкого нужно побольше, всяких фастфудов, ну и выпивки, само собой.
– Хорошего не может быть слишком много, – авторитетно заявляю я. – Не будь у нас этого добра во Вторую мировую, янки ни за что бы не встряли, и мы бы сейчас все строем ходили. – Я снова подмигиваю, затем оглядываюсь на машину. – Ладно, я сваливаю. Старина Уорти терпеть не может, когда опаздывают.
Считает это неуважением, и, если разобраться, – я с профессорским видом поднимаю палец, – он совершенно прав.
– Ты надолго? – жалобно спрашивает Синти.
– Как повезет. – Пожимаю плечами. – Нет мира нечестивым… Пока, принцесса! – машу рукой Эм.
Я снова за рулем, и на первом же повороте рожок летит за окошко. Пичкать сладостями телку – это одно, многие втайне предпочитают товар попышнее, но себя любимого приходится беречь. Толстопузому хрен кто даст.
Подкатываю к пристани, въезжаю на паром. Лансароте мне не нравится, слишком много там коммерции, хотя наш Фуэрте тоже недалеко ушел. Опять же, отдадим должное старине Уорти, бабки он в своей «Камбрии» гребет лопатой. Ну и пусть засунет их себе в задницу – каждому нужно от жизни свое, если вы меня понимаете.
Подъезжаю к бару. Сеф уже пришла, ждет за столиком на улице, одинокая как девственница в Валентинов день. Темные очки, вокруг соломенной шляпы обмотан шарф, под ногами белая кожаная сумочка. Платьице цвета морской волны не слишком много скрывает, длинные волосы завязаны голубой лентой и перекинуты через плечо. Ленту с волос первым делом сдеру – я просто тащусь, когда пряди рассыпаются по подушкам.
Видит меня и, понятно, выпендривается, холодность изображает. Целует в обе щеки, на европейский типа манер. Я-то рассчитывал на горячий прием, на поцелуи с язычком… Ничего, меня такими штучками не собьешь. Поперлась бы ты в такую даль, если бы не зудело!
Зато, что приятно, никаких больше усиков! То ли воском, то ли лазером свела, не пойму. Короче, присаживаюсь рядышком, и Сеф с места в карьер начинает жаловаться. Папаша-полицейский совсем затрахал, заставляет поступать куда-нибудь в колледж. Она подумывает об Англии, вот и решила посоветоваться, где там лучше учиться.
Не знаю, может, из-за недавней встречи с теми, кого не хочется называть, картину я ей рисую не слишком привлекательную. Север мрачный, центр унылый, в деревне вообще со скуки помрешь, кругом одни жертвы инцеста – не говоря уже о Лондоне, где плюнуть некуда, сплошные шлюхи и шпана.
– А вот, к примеру, Брайтон, университет Сассекса… – начинает Сеф.
Слушаю и жду, когда подействует водочный коктейль с лимонадом, который я ей заказал. Я сторонник старых испытанных методов. Как сказал один великий человек, «демократия – худший вид правления, не считая всех прочих».
Однако упоминание Брайтона я проигнорировать никак не могу. Даже мой либерализм не беспределен.
– Нет-нет, Брайтон исключен! Там одни гомики… – начинаю объяснять, а сам думаю: а вдруг она сама того – греческая любовь и все такое… Эта грязь не для меня – в каких только дырах я ни побывал, но все они были передние. – Ехать можно только в Уэльс, там еще куда ни шло. В Абер… черт, забыл… в общем, у моря, довольно престижное местечко, кстати. Сеф приподнимает очки, ее огромные черные глаза щурятся на ярком солнце.
– Значит, в Уэльсе хорошо?
Хорошо? Хрен его знает, что такое «хорошо». Слишком я увяз в болоте морального релятивизма, как выразился один мудозвон на канале «Дискавери». Я тогда крикнул прямо в экран: «Мне можешь не рассказывать, я в пабе работаю!»
– Да, но в Уэльсе есть одна большая проблема: там слишком много местных жителей. Они себя англичанами не считают, да и мы, в общем, их тоже за людей не держим, хотя формально пока в Англии.
Сеф качает головой и лезет в сумочку за куревом.
– Хотелось бы быть поближе к Лондону.
Понятное дело. Овец и в Греции хватает.
Вообще мозговитая нация, эти греки. Все о них слышали. Гомер, Аристотель, Сократ, Платон… какую науку ни возьми, основной состав. Однако сейчас у меня на уме вовсе не науки.
– Ну так что, – спрашиваю, – чем займемся?
Как будто я не знаю ответа. Из Греции лететь далековато, а пляжей и там навалом.
Сеф внезапно расплывается в улыбке, глаза ее сияют.
– Я пришла сказать тебе, что влюбилась!
Гляжу на нее и, несмотря на все осложнения, которыми грозит эта новость, испытываю в душе странное волнение.
– Ты, конечно, еще совсем молодая… но я понимаю…
Беру за руку.
Она вырывается.
– Очень рада, что понимаешь – после того, что было между нами…
«Что ж, старый конь борозды не испортит», – думаю я, но молчу, уж очень она расчувствовалась. Совсем девчонка, идеалы и прочее. Впрочем, я и сам в душе такой же.
Краснея, Сеф продолжает:
– Его зовут Костас, он из Афин, снимается в кино…