каждой группы, но мне надо знать, сколько человек будет в каждой из них. Понятное дело, не сейчас. Набор идет, и к завтрашнему утру хоть что-нибудь будем иметь. Я согласен с вами, что надо ориентироваться на два дня. Кашу маслом не испортишь. Договорились? Я сейчас к самолетам – буду тренироваться. Не боги горшки обжигают, взлетим. Как говорил один из наших королей – “наше дело правое, мы победим “. Мы вроде бы все обсудили?
– Да, по-моему, все.
– Удачи.
– Спасибо.
И мы разошлись с сэром Джоном делать рутинную работу, конечной целью которой, было восстание с захватом власти на целой планете, естественно, чужой. А, что такое, вам слабо? На приспособленном аэродроме работа кипела вовсю. Кузнецы уже ладили на место крышку моторного отсека. Под моим чутким руководством они закончили профилактику мотора и сделали кое-какие доработки. Все-таки в любой профессии есть свои гении. В данном случае я не про себя. Здесь в средневекой Франкании, где и понятия не имели об электричестве, только на основании моих далеко не надежных слов, когда я ткнул пальцем и сказал, что вот это пропеллер, если его покрутить, то вот по этим штучкам вращение передается вот сюда, и двигатель заработает, а потом самолет сможет взлететь. И все! Разобрались, что-то сняли, постучали, собрали. И, что удивительно, никаких лишних деталей не осталось. Когда я решаюсь починить телевизор или другую технику, они у меня всегда остаются почему-то. Они из самолета сделали какую-то динамо- машину. При включении тумблера загорается теперь и лампочка-индикатор аккумуляторов. Немыслимо, но это так. Я не знаю, когда эти самолеты перенеслись сюда, но очень давно, а аккумуляторы восстановились. Вот это реклама! Я сидел в пилотской кабине больше от скуки, сколько по необходимости, так как даже с закрытыми глазами все это я проделывал спокойно и быстро. На приближающегося со стороны Женорова всадника, я не обратил внимания, но он, что-то уточнив у мастера, подскакал к моему самолету. Я отодвинул стеклянный колпак кабины.
– Что-то случилось?
– Граф, извините, сэр Джон Лестерский просил вас срочно прибыть в Женоров в королевский замок. Там вас с нетерпением ждут.
– А по подробнее можно?
– Увы, больше мне ничего не известно.
– Хорошо. Спасибо.
– Что-то случилось.– Подумал я.– Неужели они раньше спустились? Если бы это был заговор против короля, но он с нами. Отсюда опасности нет. Не люблю недомолвок – волнуют они меня.
С этими мрачными мыслями я поправил снаряжение коня. Чуть сильнее дернув, я почувствовал, что порвал один из ремешков. Я чертыхнулся, забыв, что в этом мире, скорее всего из-за изменения силы тяжести, у меня появилась повышенная физическая сила.
– Вай! А ремешок подрезан. Эй, рабочий, быстренько позови мне начальника охраны.
Что-то ответив, рабочий побежал его искать. Наверняка диверсия, так сказать, теракт. При падении я мог повредить руку или ногу и пиши, пропала вся операция. Сработали хорошо. Интересно, на планете знают о наших попытках? Если в моем относительно развитом мире из космоса можно сфотографировать номер автомобиля, то у них, уж наверняка, техника покруче будет. В момент взлета и уничтожат. И самолет, и десант. Вывод: надо взлетать в период невидимости и лететь в нем, как можно дольше. В космосе одной ракетой собьют, но, если буду у них в атмосфере? Какой космос! Это, что тебе “Челенджер “ или “Шатл“. Этот катафалк выше пятнадцати километров не взлетит. Взлетит, как сможет. А по какой причине рухнул, все равно никто не узнает. Мы погибнем, но мечта о борьбе за свободу, останется. С этим мириться нельзя. А то взяли привычку,– сначала у нас в Африке негров в колодки заковывали и прямиком в Америку, теперь здесь. А, может, наоборот, – сначала здесь, а потом у нас. Проклятье, где же этот сержант?! Вроде путевый солдат был, а, как присвоили сержанта, оборзел мерзавец.
– О, долго жить будете, господин сержант, я вас, едрена вошь, уже полчаса жду! Что, быстрее нельзя было придти? Посыльный с ног сбился, разыскивая вас.
– Сэр, во имя всего святого, я не знал, что вы меня вызываете! Никакой посыльный ко мне …
– Ну, как нет!? С повязкой на голове в красной рубахе. Штаны, по-моему, синие.
– Я видел его, сэр Жак, но он пробежал, вскочил на лошадь и поскакал в сторону Вотараса.
– О! Это же был он!
– Кто он?
– Сержант, у меня подрезали подпруги. Не у меня, естественно, а у моей лошади. Я на скаку падаю, калечусь и так далее. Никто никуда не летит. Понял?
– Понял!
– Во-о. Первое – срочно отправить погоню. Второе – здесь опросить, задержать, провести следствие на предмет выявления сообщников, хотя это маловероятно, так как у него было время предупредить, и все уже смылись. Все равно, узнать максимум информации о нем, где работал, что знал. Третье – …. Третье – остаетесь за меня. Повышенная боевая готовность, есть вероятность нападения с целью уничтожения самолетов. Все. Я в замок. Меня срочно вызывают к сэру Джону. Все. Вам все понятно, сержант?
– Так точно, сэр.
– Но прежде, чем побежите все это делать, пришлите кого-нибудь, чтобы поменял моей лошади эти ремешки, будь они не ладны.
Еще через десять минут, я, как пишут в романах, во весь опор скакал в столицу. Но, опять же, скакал не я, – лошадь, а я только мерно подпрыгивал, сидя у нее на спине. Не проехав и половины пути, я увидел у дороги пасущуюся лошадь. Лошадь была под седлом. Вопрос: где хозяин? Второй вопрос: кто он? Что-то у меня екнуло, и я подумал: а не мой ли это посыльный? Еще один вопрос: его шлепнули или это он ждет меня? А присылал ли его кто за мной? Разумеется, да. Иначе бы он не прискакал. Но кто? Черной метки пиратской он мне не передавал, хотя у них это может и не модно. Но, где же тело, будь оно живое или еще теплое? Только в лесочке, что в десяти метрах справа. Больше негде. Я здесь, как идиот, торчу в седле десять минут. Хотел бы убить, так давно бы уже пристрелил или метнул нож. Ан нет. Значит, тело все-таки в леску. Я спешился и пошел к деревьям. Чуть в глубине трое суетились у тела человека. Я оказался прав – тело моего посыльного обшаривалось грязными руками этих негодяев. Во мне вскипел праведный гнев, и я пошел на них. Услышав хруст веток за спиной, они повернулись. Естественно, испугались. Но, увидев, что я один, радостно заулыбались очередной жертве. Но я-то
