больше, так же как и об окружающем его мире.
— Да пофиг, — отмахнулась сестра. — Мне аж не по себе было, когда она принимала облик то лисицы, то антилопы, а чаще чего-то среднего.
Томасу тоже нелегко было свыкнуться с быстрыми превращениями Калико из лисицы в антилопу, а напоследок — в странную женщину с чертами обоих животных. Диковинное создание сидело напротив них за столом и насмешливо ухмылялось, поблескивая глазами в лучах заходящего солнца.
— И как с такой жутью он мог жить там и не понимать, что это иной мир? — не унималась Сантана.
Томас пожал плечами.
— Да мы и сами не знали, что это мир грез, пока он не сказал нам.
— Ага, но мы-то появились в тех краях впервые. У нас есть оправдание. А он там уже давно живет.
— Ты же слышала, что Стив сказал. Он никогда не задумывался об этом, хотя и прожил там сорок лет.
— Сорок лет! — воскликнула девушка.
— Я понимаю, но…
— Можно двигаться по инерции, а можно прятать голову в песок. Он в зеркало-то хоть гляделся? Для парня на исходе седьмого десятка он выглядит подозрительно молодо.
Томас неопределенно хмыкнул. Если Стив и вправду намеренно пытался игнорировать окружающий его причудливый мир, в этом нет ничего предосудительного. Ему по собственному опыту было хорошо известно, что притворяться, будто не замечаешь странности чего-либо, — или, по крайней мере, ни с кем не разговаривать об этом — проще всего.
— А ты неплохо воспринимаешь все эти события, — переключилась Сантана.
— Что-что?
— Для парня, который слышать не желает о древних традициях.
— Да что вы все заладили… — вздохнул Томас.
— Может, потому, что это правда?
Девушка склонила голову и мило улыбнулась ему, изогнув брови «домиком».
— Не забывай — как и ты, я способен видеть скрытые от других вещи. Всю свою жизнь. С чего же мне тогда удивляться?
Сантана беспечно пожала плечами. Она сидела, задрав ноги на сиденье и обхватив их руками.
— Мама постоянно талдычит, чтобы мы остерегались духов, — проговорила она, — но Калико вроде милая.
— Да, но мы ее практически не знаем. И даже если она и душка, это же не значит, что другие духи не опасны.
— Тут ты прав.
Томас надеялся, что на этом сестричка успокоится и снова включит радио. Такой исход его бы порадовал: после всех этих происшествий ему было о чем подумать. Но нет, та снова завела пластинку:
— Так что такого ты видишь?
Парень задумался на пару секунд.
— Вообще-то ничего подобного Калико. Обычно это нечто едва уловимое. Замечаю что-нибудь краем глаза. Ну, например, что опунции возле фактории каждое утро оказываются на новом месте.
— Ты хочешь сказать, они двигаются по ночам?
Он кивнул.
— Круто!
Томас улыбнулся.
— А ты?
— Да разное, — пожала плечами сестра. — Иногда, когда мы с Наей греемся на солнышке на скалах за домом, я слышу голоса, хотя никого рядом нет. А вот она их не слышит. Или когда мы танцуем, чувствую, что с нами в такт двигаются другие, невидимые танцоры. Еще могу идти по резервации и вдруг встретить кого-нибудь с такой… звериной аурой, что ли. Не как Калико — она-то на самом деле превращается, — а, скорее, замечаю призрачную голову ящерицы или там птицы, которая словно сидит над человеком или сидит у него в волосах.
Парень снова кивнул. Все это ему было знакомо, и даже больше. Он вспомнил об утреннем призрачном вороне, поразительно независимом от своей хозяйки, однако решил приберечь впечатления для себя.
— Ну и что мы расскажем маме о сегодняшнем приключении? — невинно поинтересовалась Сантана.
Томас выразительно посмотрел на нее.
— Тебе хоть раз удавалось ее обмануть?
Девушка вздохнула, опустила ноги и попыталась сидя свернуться в клубочек.
— Значит, придется все рассказать.
— Выбора-то у нас нет.
Сантана снова вздохнула.
— И откуда я знала, что ты так и скажешь?
Смерть Дерека Два Дерева
1. Стив
— Возможно, мне следует знать что-то еще? — осведомляюсь я у Калико, когда мы топаем по горной тропе к дому Эгги.
Сумерки плавно сгущаются, превращаясь в тьму ночи, но я отлично вижу, как широко распахивает она глаза. После показательной серии перевоплощений перед Томасом и Сантаной весь оставшийся день Калико сохраняет человеческий облик.
— Например? — интересуется моя подруга.
— Не имею ни малейшего представления! Смотри: я узнал, что некоторые мои друзья вовсе не люди, а мне это и в голову не приходило. И я понятия не имел, что вот уже сорок лет живу в волшебной стране. Да еще этот магический путь из трейлера, который, оказывается, мало кто видит, в резервацию.
— Ну, в том, что ты проводишь столько времени в ином мире, есть свои преимущества. Ты не болеешь и проживешь гораздо дольше обычного.
Прежде я об этом не задумывался, однако и в самом деле за все время, пока тут живу, даже насморка не подхватил. Для меня объяснение сводилось просто к целебному воздуху пустыни.
— Отлично! — говорю я. — У меня жизнь и без того пошла наперекосяк, а теперь ты сообщаешь, что меня впереди ждут еще долгие годы.
Калико резко останавливается, я тоже. Она хмурится:
— Ах вот как? А я-то думала, тебе нравится здесь жить. С чего ты решил, будто жизнь у тебя пошла наперекосяк? Вот спасибочки!
Я качаю головой.
— Да нет же, ты не поняла. Мне нравится жить в пустыне, бродить по горам и проводить время с тобой. Но быть собой — извините, не особо. Я и оказался здесь только потому, что когда-то изрядно напортачил. И мне кажется, чем меньше меня будет в любом из миров, тем меньше народу пострадает.
— Опоссум умер вовсе не из-за тебя.
— Все произошло до того, как Опоссум спас мою жалкую задницу.
— Что ты имеешь в виду?
Я пытаюсь отмахнуться.
— Да ничего. Это случилось давным-давно…
Продолжать мне не хочется, но Калико молчит. Стоит и смотрит на меня. Над нами медленно вращаются звезды, ночь опускается на предгорья.
— Значит, — произносит наконец моя подруга, — ты живешь здесь как бы в наказание?
— Наверное, поначалу так и было, но мне удалось избавиться от этой дурацкой идеи. Теперь я живу здесь потому, что могу держаться подальше от себя самого и наслаждаться миром, никак на него не влияя. Мне не по силам исправить то, что случилось, но сейчас я, по крайней мере, могу поделиться с людьми радостью и теплом, и, надеюсь, после встречи со мной им становится лучше, а не хуже.
— Значит, ты все-таки считаешь, будто искупаешь свои грехи. Ну ты и придурок.
