— Я ж говорю, не будем мы ничего ломать. Мы пойдем другим путем.
— Придумаем! И вообще, ты вот играла что-то такое… ну… — Маша попробовала руками показать, что такое играла Катя.
— Рахманинова? — переспросила та.
— Да нет же, раньше. Такое, с драйвом, что танцевать хочется.
— А! Это мое. Я под него красилась. То есть… ладно. Ты же видела Грин Крим? Видела, да?
— Конечно. Круто она.
— Вот! А я могу лучше. Не так как она, у меня стиль другой, но лучше!
— Скромность украшает девушку, если нет других украшений, — фыркнула Катя. — Будешь слушать? И… ты же поешь, да? Ну-ка, спой!
— Что? — опешила Маша.
— Пофиг. Хоть «елочку». Пой! Мне надо послушать диапазон и тембр.
Маша едва за голову не схватилась. Кажется, она нечаянно попала в руки маньячке от музыки. Вон как блестят глаза, в точности как у Льва на репетиции. Ой, попала-а…
— Годится! — довольно кивнула Катя, прогнав Машу по всему диапазону. — Значит так. Я не хочу как Грин Крим, у меня… у нас будет свой стиль. Но тебе тоже придется покраситься.
— Мне?.. — вот чего Маша не ожидала, так это столь стремительного перехвата инициативы.
— Тебе. Ты же не просто так пошла к Федор Палычу учиться. Ты хочешь петь. И не какой-то там отстой с оленями. А искусство требует жертв. — В доказательство Катя взъерошила зеленый клочкастый ежик. — Знаешь, какая у меня коса была? Резали — я плакала… Только маме с папой не говори! Коса — это фигня. То ли дело музыка! Иди сюда. Будем петь и думать.
— Ага, — согласилась Маша, решая в уме задачку: как бы так пожертвовать чем-то во имя искусства, чтобы ее маму не хватил удар? Краситься в зеленый цвет она определенно не готова. Но… Ради великой цели… Ради воссоединения Артура с семьей… Ради нового звездного дуэта… — Надо придумать название. Устроим мозговой штурм.
— Ага, — кивнула Катя. — Устроим. Мы такое устроим!
И, хлопнув друг друга по ладоням, две девочки синички снова уселись рядком за рояль. Настало время творить. Или вытворять. Как фишка ляжет.
Глава восьмая
Умные люди женяться рано.
Пока еще глупые
(не, ну в нашем случае — выходят замуж, так как я об Анне)))
Анна
Девчонки ругались — это было понятно. Я замерла перед дверью, которую сама же и закрыла, задумавшись. Как стоит поступить. Вмешаться? Спросить, почему нотные листы на полу? Или дать возможность поросли этой, самостоятельно-зеленой, самой решить свои архиважные проблемы. Ох, как же я понимала дочь. Потому что и сама ревновала и к этой слишком серьезной девочке, пиар-менеджеру, подумать только. Неприятно признаваться себе в этом, но… Девочка эта подошла ко всем четверым, в том числе и к Артуру так близко, как никогда не удавалось ей, его жене. Девчонка словно знала какое-то тайное слово, которое позволило…
— Аня, — раздался тихий шепот из гостиной.
— Да?
Я поспешила туда, раздумывая уже всерьез — а не вызвать ли врача. Пусть посмотрят этого малоугомонного. Что мне и мне такое счастье-то?
— Прости меня, — проговорил Артур. Почти беззвучно.
Вот тут я замерла на пороге комнаты. Что? Такое бывает? Да еще и — вот странность — безо всякого безукоризненно исполненного драматизма. Так. Куда это странное создание дело моего мужа? СТОП!!! Аня! Бывшего мужа. И никак иначе. Бывшего.
— Я… оказался дома. И мне стало так хорошо. Вот в голову и ударило. Как будто все по-прежнему.
Он усмехнулся. Над собой. И это тоже было странно, потому что тот, другой Артур, из другой моей жизни, просто-напросто так не умел. Сердце защемило. Неужели он…
— По-прежнему хорошо и правильно, — закончил он.
— По-прежнему не будет, Артур, — еле слышно ответила я, пересекла гостиную и опустилась в кресло напротив. Ноги меня не держали.
— Почему? — он приподнялся на локтях, уставился на меня, непривычно серьезный. И печальный.
— Может быть, потому что меня это «по-прежнему» не устраивает?
— Все было так плохо, Ань?
Ох ты ж… Вот как ответить, что «все»? Это было б неправдой. Была Катя, была наша любовь, страсть такая, что просто дух захватывало. Были его приезды с гастролей и наши умопомрачительные объятия. Была его потребность сделать все для семьи, чтобы было хорошо: дом, рояль, образование для дочери. Чтобы всего было вдоволь. Были наши вечера, когда мы уставали оба так, что шевелиться на могли. Замирали в обнимку на этом самом диване. И просто дышали в такт. Было его искреннее восхищение мной. И было мое преклонение перед ним как перед гениальным вокалистом. Было. Было. Было… Но…
— Все было для тебя, Артур, — вырвалось у меня то, о чем я никогда не говорила. И даже боялась думать. — Карьера. Гастроли. Проекты. Быт, подчиненный твоим нуждам.
— Ты никогда не говорила, что тебе нужно что-то другое.
— Не говорила. Думаешь, зря?
Он задумался. Вот реально, за-ду-мал-ся! И с тяжелом вздохом ответил. Правду, которую они знали оба:
— Тогда такой разговор был бесполезен. Я бы не стал слушать.
— Что и требовалось доказать.
Я на мгновение закрыла глаза. Потому что больно. Слишком больно.
— Но это было. С тобой. Со мной. Прошло время. И мы изменились. Я изменился. Многое понял. И может быть, нам стоит?..
Он качнулся ко мне. Но… взял себя в руки и… остался на месте. Только смотрел. Ни рисуясь. Не играя.
— Артур, я…
Как обходиться вот с таким Артуром, я не знала. И просто растерялась.
Звонок в дверь — требовательный, переливчатый, перебил разговор, спугнул что-то важное, что только-только стало подкрадываться к нам.
— Кто там еще?
Я поднялась, тихонько вздохнув с облегчением, Артур нахмурился.
— Не открывай, — попросил он.
Я только головой покачала. Жаль, от реальности не спрячешься. Ни за закрытыми дверьми квартиры, ни в чувствах, какими бы фееричными они не казались.
— Привет!
И дружный такой хор мальчиков-зайчиков. Так. Только квартета «Крещендо» в полном составе мне не хватало.
— Это тебе, — Лева прошел в квартиру, не дожидаясь приглашения, и сунул мне в руки огромный пафосный букет, из разряда, что дарят начальству на юбилеи: подороже да побогаче.
— Как там Артур? — Иван покосился на меня и взглядом спросил разрешения войти. Ну, хоть кто-то.
— Там самолетом доставили горный мед. Какой-то особый, лечебный. — Сергей поднял сумку и покачал перед моим носом.
