- Собрание?
- Ага. В родительский чат инфу должны были скинуть. Ты что, туда вообще не заглядываешь? – обиделась дочурка.
- Вообще заглядываю, – растрепала ей волосы. - А сегодня работы было много.
- Ладно. Ты хоть придешь?
- Обязательно. Ну, все. Укладывайся уже. Я тоже спать…
- Папа еще не вернулся?
- Не-а. Репетиция у него.
Дашка откинула одеяло и забралась в кровать. На столе так и остались лежать книги и тетрадки, ручки и карандаши. Сколько ни учила ее собирать портфель с вечера – все напрасно. Нравится ей, что ли, бегать утром, как ужаленная, ничего не успевая? Я выключила в комнате свет и пошла к себе. Свекровь сидела в кресле и смотрела телевизор.
- Как сегодня отец? – спросила я, распрямляя простыню на диване.
- Плохо. Устает быстро.
- В понедельник его положат в больницу. Я договорилась. Так что за выходные нужно будет вещи собрать. Вы прикиньте пока, все ли у него есть. Или что-то нужно купить.
В среду я подала заявку на кредит и со дня на день ждала его одобрения. А пока решила, что перебьюсь кредиткой.
- Не нравится мне это все!
- Что именно?
- То, что ему придется делать операцию здесь. Вот если бы за границей… Донне Либерман, пианистке из их оркестра, операцию делали в Германии.
Я не нашлась, что на это ответить. Легла. Молча отвернулась к стенке. Самое страшное, что мне уже даже обидно не было. Привыкла за столько лет к тому, что, как бы я ни старалась – все равно не получу в ответ ничего кроме упреков. И если поначалу, будучи молодой и глупой, я пыталась подстроиться под них, промолчать лишний раз, уступить, прогнуться, то с возрастом поняла – глупости это все. Никто никогда и никого не любил за отсутствие характера. Это иллюзия. Вообще не стоит менять себя, чтобы угодить кому-то. Ты ведь не меняешь ноги, если тебе туфли жмут? Так и в отношениях. Но в то же время не так... Как оказалось, очень трудно снять тесные туфли. Очень страшно остаться вовсе босой, если не найдешь потом обуви по размеру.
Свекровь ушла к себе минут через пятнадцать. И вовсе не потому, что решила вдруг проявить деликатность и дать мне выспаться. Просто сериал закончился. Оставшись одна, я перевернулась на спину. Уставилась в потолок и осторожно коснулась дрожащими пальцами лица. Повторяя его движения… Воспоминания, которые я гнала от себя весь вечер, нахлынули с новой силой. Я знаю, мне не следовало позволять им снова овладевать собой, но… Это было сильнее меня. Хотя бы в мечтах, под черным одеялом ночи… я могла позволить себе хоть немного счастья?
Прохладные руки скользнули по лихорадочно горячим щекам и замерли у губ. Еще немного, и я бы взяла в рот его пальцы. Крупные, смуглые, настойчивые. Это стало бы точкой невозврата. Для нас обоих. И как хорошо, что нашему безумию помешали! А если бы нет? Если бы я его поцеловала? Если бы позволила его ладоням скользнуть ниже? К груди, требующей ласки, и дальше? Какой бы он был? Ласковый? Грубый? Все равно… Мне было бы все равно. Входная дверь хлопнула. Я дернулась, только сейчас осознав, что, окончательно забывшись, принялась сама себя поглаживать и ласкать. Между ног было мокро, дыхание сбилось, а в животе тянуло от ощущения неудовлетворенности. Как воришка, я перевернулась на бок, прижала к животу колени и затаилась мышкой. Ожидание было невыносимым. Вадик сходил в душ, погремел кастрюлями в кухне и только потом улегся рядом, по привычке закинув на меня ногу. К счастью, этим все и ограничилось. Я бы не выдержала, если бы в тот момент он начал ко мне приставать. Недаром ведь притворилась, что сплю.
Кто-то умный сказал, что утро вечера мудренее. Но даже с рассветом мое наваждение не прошло. Напротив, меня охватило еще большее возбуждение. Я перемерила несколько нарядов, прежде чем остановилась на изумрудном платье-футляре. Чтобы выглядеть как можно лучше, нанесла тщательный макияж и даже завила локоны, вместо того чтобы собрать волосы в узел, как я это делала раньше. Теперь, когда я понимала, что Федор тоже ко мне неровно дышит, мне совершенно глупо и по-бабски хотелось продемонстрировать ему себя во всей красе. Знаю-знаю, меня несло вообще не туда. Это было неправильно, стыдно! Но я ничего… абсолютно ничего не могла с собою поделать. Я чувствовала себя пробудившейся после донельзя затянувшейся спячки.
В офис я шла, подрагивая от нетерпения. И страха… Ведь я не знала, как он себя поведет теперь.
А повел он себя очень сдержанно. Кивнул на бегу и скрылся за дверями кабинета. У меня все внутри оборвалось. Жалеет? Еще бы ему не жалеть! Тебе, Мариша, тоже стоило бы! Настроение безнадежно испортилось. Хоть плачь, но ведь некогда. А вокруг люди! И для каждого нужно найти слова, улыбку. Никоим образом не показать, что внутри происходит. Не выдать причину. Ведь… господи, что может быть унизительнее грязной связи босса и секретарши, о которой все вокруг знают? Только то, что до этой связи так и не дошло?
- Марина!
- Да…
Голос сорвался. Ну, что за глупость? Нужно было взять себя в руки… Нужно было!
- Зайдите ко мне.
Но как?
Я зажмурилась. Сделала несколько глубоких вдохов, надеясь, что это как-то поможет мне успокоиться, и пошла к нему на подгибающихся ногах. Переступила порог и замерла. Не зная, что делать дальше. То ли плотно прикрыть дверь. То ли оставить распахнутой.
- Присядьте.
Выходит, мы опять на «вы»… Я просеменила к столу. Села на самый край кресла. Напротив Федора… Степановича.
- Мне звонили из банка.
- Из банка?
- Да. По поводу вашего кредита, как я понимаю.
- Зачем?
- Это стандартная процедура при проверке, - повел широкими плечами.
- Извините за беспокойство. Я не знала, что…
- Да брось! – поморщился и как-то так… странно на меня посмотрел, что я потупилась. – Лучше скажи, зачем тебе деньги?
Первая мысль – зачем ему это? Я не хотела говорить. Было… стыдно. Не спрашивайте, почему. Я и сама не знала.
- Марина! Я, кажется, задал вопрос.
- На операцию свекру. У него сердце и… Это все? Я могу идти?
- Почему ты ничего не сказала мне?
В каком смысле? Зачем бы я это стала делать? Он мой работодатель, и… все. Какое ему дело до моих проблем и кредитов?
- Как-то не пришло в голову.
- О какой сумме речь?
Он даже не смотрел на меня. Перебирал какие-то бумажки на столе. Некоторые откладывал в сторону, а некоторые подписывал. У него была очень красивая размашистая подпись, которую невозможно было подделать.
- Федор Степанович, мне бы не хотелось обсуждать этот вопрос. В конце концов, это только мои проблемы, я их в состоянии решить. Это ведь никак не влияет на мою работу и… - я взмахнул рукой, - и так далее…
