Книга Эликсир бессмертия - Нина Пушкова

«Как хорошо быть красивой — так много счастливых возможностей!» — думала Ника, поднимаясь в небольшом поезде-фуникулёре на живописную горную террасу, которую Томас Манн описал в романе «Волшебная гора». Она радовалась, как ребёнок, всему: и прекрасному солнечному дню, и улыбкам окружающих, и горным пейзажам. И ещё тому, что ей предстояла встреча с Тристаном.

Только что ей передали пропуск на столь желанный, закрытый для посторонних приём — завершающий обед для самых почётных участников Давосского форума в гостинице «Шацальп». Приглашение она получила от владельца отеля господина Краузе. Этот приятный мужчина средних лет, с которым они разговорились в Конгресс-холле после одного из «круглых столов», узнав, что она из России, забавно рассказал ей о том, как купил когда-то совсем за бесценок — за 50 долларов — огромный портрет Михаила Горбачёва. Необычен он был тем, что художник, точно схватив политическую сущность последнего генсека, изобразил родимое пятно на его голове в форме Американского континента. Потом Краузе долго не знал, как поступить с портретом, и в итоге повесил его в помещении у входа в котельную.

— Там ему самое место, — с улыбкой сказал швейцарец, который явно не симпатизировал Горбачёву. И, рассмеявшись, добавил: — Впрочем, иногда я его показываю некоторым из моих гостей. Хотите, и вам покажу?

Ника страшно удивилась, что он — владелец гостиницы. Худой, с длинными, гладкими, седеющими волосами, нервным подвижным лицом, узкими кистями рук с тонкими пальцами, Краузе напоминал художника или пианиста. Во всяком случае, в Москве и Париже так выглядели художники. А тут миллионер, хозяин отеля! Да ещё какого! Знаменитого на всю Европу, нависающего в гордом одиночестве над городком и узкой горной долиной. «В таких, — думала потом Ника, — Агата Кристи собирала своих героев, чтобы столкнуть их с загадочным убийством или даже чередой убийств. Знаменитая писательница сводила их вместе в одиноко стоящем отеле на вершине горы, и, конечно же, в тот же вечер начинался густой снегопад, дороги заметало, подъёмники переставали работать, и ни на лошадях, ни на автомобилях туда уже было не добраться. А действующие лица — они же подозреваемые, они же жертвы — оставались наедине со своими ужасами и своими грехами».

Ника никогда не бывала в горах. «Горы, горы…» — слышала она порой от восторженных сокурсников, которым удавалось вырваться в зимние каникулы в Приэльбрусье — на Чегет или в Домбай. Она никогда не понимала этого энтузиазма. Ну горы, снег, холодно и зябко. Она самозабвенно любила море. У неё было чувство, что она в нём родилась и ещё маленькой девочкой вышла на берег из морской пены, подобно Афродите. А горы ей всегда казались чем-то чуждым, льдистым, бесконечно опасным.

Но когда она вышла вместе с другими гостями из кабинки красного игрушечного поезда, который под острым углом взобрался к отелю, и ступила на залитую солнцем террасу, нависавшую над узкой долиной, и вобрала в себя всё: хрустальный, слегка морозный воздух, лёгкий запах сосны, яркую синеву прозрачного неба и словно бросившиеся ей навстречу снежные вершины, она, заворожённая, замерла и произнесла лишь одно слово: «Горы!»

— Ника! Как хорошо, что ты здесь, — возбуждённо поприветствовал её молодой банкир, с которым она общалась на вчерашнем приёме.

Он протянул ей бокал с шампанским и сказал:

— Ты самая красивая на этом приёме! Твой приезд надо отметить.

И только тут Ника оторвала взгляд от завораживающего вида.

— Шампанское, между прочим, «Мумм!» — очень гордясь, словно он сам владел этим брендом, произнёс её новый знакомый и радостно показал на метровую золотисто-красную бутыль, украшавшую собой огромный стол и окружённую батареей таких же бутылок, но размером поменьше. — Вот он, праздник жизни! Вот она где, жизнь! Не то что у нас! — захлёбывался он от восторга. — Ешь, пей, гуляй не хочу! Тут и устрицы, и баранина на мангале, и сосиски телячьи, и даже гигантская форель из Женевского озера. Пей, и пойдём.

— Андрей, я, вообще-то, шампанское не очень, — неуверенно произнесла Ника. В основном потому, что была не слишком рада этому внезапному, настойчивому напору. Ей пока не хотелось ни сосисок на мангале, ни баранины, ни даже форели из Женевского озера, а хотелось побыть немного одной, пропитаться удивительной прозрачностью и свежестью этого воздуха, ощутить на себе крылья и, подобно эльфу, взлететь над неподвижными горными исполинами. И ещё — она уже искала глазами Тристана.

— Как это — не очень? Это же «Мумм» — шампанское прошлого года! — возмутился Андрей. — Ты что — старуха какая? Да вон, тут даже старухи одну за одной опрокидывают.

И он кивнул головой в сторону элегантно одетых, ухоженных загорелых женщин, которым на вид было лет по сорок пять — пятьдесят.

— Какие же они старухи? — удивлённо сказала Ника.

— Рядом с тобой — старухи! — решительно воскликнул Андрей. — Пей!

И он буквально влил в неё полный бокал холодного, свежего, искрящегося, играющего напитка.

— Ну? «Мумм»! Вещь! — подвёл он итог.

— И вправду — вещь, — удивляясь себе, выдохнула Ника. Здесь, в этих сказочных горах, шампанское показалось ей не кислым вином с пузырьками, а неземным, божественным напитком, который и вправду пьют только эльфы и феи.

— Простите, вы Ника? — обратился к ней по-французски только что подошедший мужчина в безрукавке и небрежно повязанном красном шарфе.

— Да, — удивлённо ответила она.

— Мне сказали найти самую красивую девушку на этом обеде. И я решил, что это вы. C’ètait facil![5] — добавил он смеясь.

Ника слегка покраснела от неожиданного комплимента.

— Тристан просил передать вам, что может не успеть приехать сюда. В этом случае он ждёт вас на чашку кофе в районе трёх часов в отеле «Европа». И он попросил сказать, что очень ждёт, — улыбнулся француз.