Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
«У тебя глаза как у животного, – говаривал отец. – Ты можешь видеть в темноте подобно дикому зверю. Это от меня. – А потом добавлял: – Твоя мать ни черта не видит в темноте. Да и при свете дня тоже, коли на то пошло».
Презрение, сквозившее в голосе отца, всегда заставляло Руби морщиться, хотя его слова были совсем недалеки от истины.
Однажды Руби спросила у матери, что означает ее имя, и та объяснила, что с финского «силья» переводится как «ослепленная».
«Не знаю, почему бабушка так меня назвала, – сказала мать. – Может, ей просто понравилось, как звучит имя».
Лежа в темной комнате, Руби думала о том, как ненавидит этот дом, который наводит на мысли о съемочной площадке: все на своих местах, ничего лишнего в кадре, – но мать именно таким его и задумывала, этот стеклянный дом. Она мечтала хоть как-то приблизиться к сверкающему, фальшивому миру кино.
Руби видела дом совсем иначе. Он напоминал ей витрины в зоомагазине Стоункилла, который они с матерью частенько посещали, чтобы посмотреть на щенков. В клетках из прочного стекла там сидели и птицы: в одной – длиннохвостые попугаи, в другой – зяблики, в третьей – одинокий попугай с зелеными и бирюзовыми перышками на голове. Никто не изъявлял желания его купить, и никто не обращал на него внимания. Несколько лет он просидел на жердочке за стеклом, но однажды, придя в магазин, Руби его не обнаружила. Она не стала спрашивать, куда он делся, но предположила, что попугай умер от старости или от тоски. А может, и от того и от другого.
Этот попугай почти не двигался, а вот зяблики и мелкие попугайчики порхали точно сумасшедшие вдоль стеклянных стен и потолка своей тюрьмы, словно хотели вырваться на свободу, но выхода из стеклянной клетки не было – разве что их бы кто-нибудь купил и забрал домой.
«Клетка», в которой жила Руби, выглядела точно так же. Этот новый дом, в отличие от старого, совершенно не обладал душой. Вспомнив о старом доме, Руби загрустила и решительно отбросила эти мысли. Так человек, промокнув под дождем, едва войдя в помещение, сбрасывает мокрую одежду.
В новом доме Руби нравилось только одно – то, что он одноэтажный. В отличие от птичьих клеток в зоомагазине, не имеющих никаких лазеек, в комнате Руби было большое, с легкостью открывающееся окно.
Она вылезла наружу, спрыгнула на мягкую землю и прикрыла створки, оставив небольшой зазор, чтобы забраться назад, когда будет готова вернуться в свою «птичью клетку», стоящую посреди леса.
Итак, она свободна.
Руби достала из кармана кофты пачку сигарет «Кэмел» и зажигалку «Зиппо», которую в прошлом году ей подарил отец со словами, что каждый должен иметь под рукой надежный источник огня. Эта зажигалка прошла с ним всю войну. Когда-то на ней был нарисован американский флаг, и хотя изображение почти стерлось, Руби знала, что оно есть.
Закурив, она пошла по лесу, вдыхая его аромат. Рядом раздался шорох, и на тропинку из-за деревьев выбежал енот. Зверь и девочка обменялись взглядами, а потом направились в разные стороны – каждый своей дорогой.
Руби вполне могла бы жить здесь.
Неподалеку от дома, у кладбищенской стены, находилось убежище. Чтобы в него попасть, надо было откатить в сторону тяжелый камень, разгрести землю и, взявшись за кольцо металлической двери-люка обеими руками, что есть силы потянуть на себя. Вниз, в темноту, вела металлическая лестница.
С непривычки человек, находящийся так глубоко под землей, мог бы почувствовать себя крайне неуютно, но Руби убежище никогда не пугало. Она бывала в нем много раз, и все же сегодня ночью у нее не было намерения спуститься туда снова. Даже мимолетная мысль о том, чтобы спрятаться в убежище, казалась ей абсурдной. Там она не чувствовала себя в безопасности.
Отец, будь он здесь, непременно утверждал бы обратное. «Это самое безопасное место на земле». – говорил он об убежище.
Что ж, это было не единственным разногласием между Руби и отцом.
Об убежище знали всего несколько человек. И уж точно не представители полиции. Обыскивая все вокруг после смерти отца, они даже близко к нему не подошли. Да и с какой стати?
Но дяде Полу об убежище было известно.
Зачем он привез в Стоункилл жену и ребенка? Если бы он оставил их дома, все было бы гораздо проще.
Но даже несмотря на это, Руби не могла не признать, что Пи Джей чем-то ее подкупил, чего она никак не ожидала от ребенка. Она снова и снова размышляла об этом, теряясь в догадках, и в конце концов пришла к выводу: все дело в том, что Пи Джей напоминал ее саму в детстве. Мать показывала Руби детские фотографии, которые хранила в обувной коробке в своем шкафу. На большинстве фотографий был изображен стеклянный дом. Мама начала его снимать на начальном этапе строительства и закончила, когда он был построен и обставлен современной мебелью. И все же среди видов дома затерялось небольшое количество семейных фотографий.
Больше всего Руби любила ту, где она, совсем еще малышка, сидит на коленях у isoäiti. Руби знала всего несколько финских слов, и это входило в их число, но никогда не называла бабушку «isoäiti» или другим, более распространенным финским словом «mummi». Руби звала ее бабушкой, потому что мать говорила, что они американцы и должны пользоваться американскими словами.[7]
Еще одно знакомое Руби финское слово «Алку», где она жила в раннем детстве. В переводе с финского оно означает «начало», но для семьи Руби Алку оказался скорее концом всего.
Руби не исполнилось и трех лет, когда бабушка умерла, но она помнила про нее все. До того, как заболеть раком, бабушка была мягкой и круглой, точно моток шерсти. Ее кожа всегда источала тепло, даже в самые холодные дни.
На фотографии бабушка обнимала Руби, уютно устроившуюся у нее на руках. Бабушка улыбалась, а Руби – нет, но это вовсе не означало, что Руби была несчастна. Если человек не улыбается, это вовсе не говорит о том, что он чем-то расстроен.
Руби вспомнила тот день, когда в последний раз видела бабушку живой и сказала, что скоро той будет лучше.
«Ты была такой славной малышкой, – говорила мать. – Думала, что бабушка встанет с постели и будет такой же, как всегда».
Матери не было нужды напоминать о том дне, потому что Руби и без того все помнила.
Почему она произнесла эти слова? Неужели действительно верила в выздоровление? Даже сейчас Руби так не думала. Просто, будучи еще ребенком, она подсознательно ощутила, чем все закончится, и не сомневалась, что бабушке станет лучше, когда тяжелое дыхание перестанет разрывать ей грудь.
Некоторым людям и правда становится легче от того, что они перестают дышать.
Сегодня за обедом, когда тетя Энджи предложила ей покормить Пи Джея, Руби едва не соблазнилась, но во время сообразила, что не станет для малыша такой же теплой и уютной, какой была бабушка. Если бы Пи Джей оказался у нее на руках, то скорее всего почувствовал бы себя так, словно его держит огромное колючее насекомое. Какому ребенку понравится такое? Он наверняка расплакался бы. Поэтому Руби отказалась.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
