— Доброго утра, матушка. Вы чудесно выглядите, — сказала я.
— Невероятно, — поцеловав меня, произнесла старшая баронесса. — Уму непостижимо! Возмутительно! — она заломила руки и добавила в голос патетики: — Мое бедное сердце! Почему оно не разбилось еще вчера, отчего мои глаза не ослепли, зачем мой слух так хорош, что не исчез даже от всех этих возмутительных звуков?! Кого я вижу перед собой? — я ответила любопытством во взоре. — Эти ли девицы называются взрослыми? Это ли достойное их звания поведение? Ответьте же мне! Кто вы? Девицы благородного воспитания или же поросята в хлеву?
— Простите, ваша милость, — пролепетала Амберли, чье лицо уже пытало.
— Ах, дорогая матушка, — вздохнула я. — Разумеется, мы девицы благородного воспитания, но дайте же последний глоток свободы двум страждущим душам. Завтра мы вновь разлучимся, и кто знает, быть может, свидимся, когда наступит день свадьбы Амбер.
— А может, вы не станете отставать от вашей сестрицы, возьметесь за ум и, наконец, выберите себе жениха? — закончив свой спектакль, едко вопросила ее милость.
— Время покажет, — ответила я таинственно и поклонилась: — Простите, матушка, мне нужно привести себя в порядок, думаю, Амберли это тоже необходимо.
Я поспешила схватить колокольчик, тряхнула его, и в спальню вошли горничные, возглавляемые Тальмой.
— Доброго утра, ваши милости, — приветствовала она всех баронесс разом, поклонилась и приблизилась ко мне.
— Идем, — велела я, — поможешь мне.
— Шанриз! — возмутилась моим своеволием родительница. — Немедленно…
И мы с Тальмой скрылись за дверью умывальни. Здесь я выдохнула и, отправив служанку сторожить дверь, занялась собой. Брошенная на произвол судьбы Амберли, осталась наедине с нашим деспотом, и, признаться, стыдно мне не было. Нужно быть находчивей и расторопней, если желаешь сбежать от родительского негодования и новой порции нравоучений. Может, они и нагонят, но после.
Когда я вернулась в спальню, ни сестрицы, ни матушки там уже не было. Спокойно одевшись и причесавшись, я отправила Тальму узнать, что поделывает моя родительница, и лишь после этого высунула нос из своих комнат. Баронесса Тенерис успела спуститься вниз, о чем мне доложила верная служанка, и к Амберли я входила уже не опасаясь получить разгневанную отповедь.
Амбер, бросив на меня короткий взгляд, обиженно упрекнула:
— Ты меня бросила.
— Это было тактическое отступление, — возразила я. — И тебе следовало поступить также. К тому же без меня тебя отчитывают меньше.
— Мне погрозили пальцем, — пытаясь скрыть улыбку, ответила сестрица, но не преуспела. — Ее милость велела спускаться в гостиную.
— Выходит, там есть на что посмотреть, — заметила я. — Ты же вломилась ко мне и разбудила, страдая из-за несуразных опасений. А между тем мне завтра возвращаться во дворец, и там я спать так сладко уже не буду.
Амберли фыркнула, затем поднялась со стула, на котором сидела, пока горничная делала ей прическу, и мы направились в гостиную. И если сестрица была в волнении, что вполне понятно, то я испытывала простое любопытство. Неугомонная сестрица вцепилась мне в руку, вновь потребовав не оставлять ее одну ни на минуту. Пожалев, что под рукой больше нет подушки, чтобы вразумить ее милость, я заверила, что она еще сама будет просить меня оставить ее наедине с посланиями, но, вырвав у меня клятву, этого уже не добьется.
— Тебе бы всё подшучивать надо мной, — надулась Амбер, — а меж тем я будто в огне. Это же так невероятно!
— Что именно? — с улыбкой спросила я. — То, что твоей красоте воздают должное?
— Во-первых, я еще не знаю, воздают ли, — возразила сестрица. — А во-вторых, для меня всё это впервые. Вспомни, как сама мчалась в гостиную.
Я мчалась, ожидая одно-единственное послание, которого так тогда и не получила, а в остальном меня терзало не волнение, а вот такое же любопытство. Правда, было оно более оживленным, чем сейчас, когда я сопровождала Амберли, но особого трепета не испытывала. И разница в наших чувствах была совершенно понятна. Баронесса Мадести ожидала ухаживаний и предложения руки, а я возможности сойтись с королем. И если бы не дядюшка с его неверной трактовкой моих устремлений, то уж и не знаю, удалось ли бы мне это когда-нибудь… Если бы только вышла замуж на сановника и так смогла сблизиться с государем, но тогда мне бы ужасно мешал супруг, который уж точно не поддерживал бы моих взглядов. Их и сейчас никто не поддерживал, кроме меня и, пожалуй, магистра Элькоса, для которого женщина на службе Отечеству была привычна… если, конечно, она — маг. Но не будем о печальном…
Итак, мы с сестрицей явились в гостиную, заставленную цветами. Матушка уже была здесь, и она стояла, задрав подбородок, так демонстрируя свою обиду. Пожав руку Амбер, я отпустила ее и устремилась к родительнице. Обняла ее за талию и, уложив голову на плечо, умиротворенно вздохнула:
— Как же хорошо, милая моя матушка, — сказала я. — Наша Амберли произвела впечатление на гостей, это так восхитительно.
— Не могу с этим не согласиться, — чуть ворчливо ответила старшая баронесса Тенерис. — Отойдите, Шанни, я всё еще сержусь на вас.
— За что? — изумилась я.
— Вы закрыли дверь перед моим носом! — воскликнула родительница. — Это совершеннейшее неуважение…
— Как жаль, — я отошла от нее и опустила голову. — А я так старалась угодить вам. Вы ведь не любите ждать, матушка, и я старалась не заставлять вас делать этого. Простите, что пыталась быть расторопной. — После вернулась к опешившей от моей наглости баронессе, вновь обняла ее и уместила голову на плече: — Мне искренне жаль, что расстроила вас. Очень жаль, — и я протяжно вздохнула и призналась: — Я люблю вас, дорогая моя.
— Шанни! — всплеснула одной рукой родительница. — Ну как же так можно? Только я намереваюсь не разговаривать с вами, и вот мое сердце уже трепещет от ваших слов, и у меня нет сил на вас сердиться и дальше.
Распрямившись, я заглянула ей в глаза, улыбнулась и поцеловала в щеку:
— Ох, прекратите заигрывать со мной, — сказала она и отвернулась, но улыбку я успела заметить. — И хватит уже разговаривать, пора рассмотреть подношения. — Матушка обернулась к Амбер: — Ну, что же вы стоите, дитя мое, идите скорей и полюбуйтесь на результаты вашего триумфа.
— Отчего те цветы стоят в стороне? — спросила сестрица, прижав к груди подрагивающие от волнения руки.
— Те, что стоят в стороне, прислали Шанриз, — ответила баронесса Тенерис, и я, удивленно хмыкнув, направилась к подношениям, адресованным мне.
— Шанни! — возмутилась Амберли. — Ты же обещала!
— Я же рядом, — обернулась я к ней.
— Но не подле меня, — насупилась трусиха.
Закатив глаза, я вернулась к сестрице, взяла ее за руку и повела к первой корзине цветов. После сама выудила оттуда конверт с посланием и посмотрела на Амбер:
