Я вернулась в свое кресло, предъявила майору шариковую ручкус логотипом банка, якобы найденную под столом, и уставилась на него в ожидании.
— Майор Синицын, — представился он наконец.
— Евгения Николаевна, — ответила я.
— Вы работаете в кредитном отделе. — Он не точтобы спросил, скорее уточнил.
— Ну да…
— И вы знаете, что произошло сегодня в вашем банке.
— В общем и целом, — призналась я. Отрицать этобыло бесполезно.
— Так вот, у вас сейчас работает опергруппа… я в неетоже вхожу… и мы хотели бы поговорить со всеми сотрудниками, кто хоть что-томожет знать об обстоятельствах дела.
— Допросить? — уточнила я.
— Я предпочитаю допросу доверительный разговор! Обычноон дает гораздо больше…
— Я ничего не знаю! — поспешила я заверить майора.
— Не спешите с заявлениями! — ответил он. —Бывает, что человек и сам не догадывается, что он знает. Так что мы будемразговаривать со всеми сотрудниками…
Сам не догадывается, что он знает… в голове у меня сновашевельнулась неясная мысль — что-то важное, что ускользало от моего сознания.Казалось, еще чуть-чуть — и я ухвачу эту мысль…
Но майор прервал мои размышления:
— Поэтому я попрошу вас через час зайти в кабинетначальника банковской службы безопасности. Там находится временный штаб нашейопергруппы.
Я пообещала прийти, и майор Синицын покинул мой кабинет, напрощание окинув его внимательным взглядом.
Мне снова стало нехорошо: от такого проницательного взгляданичего не утаишь…
Через час я поднялась на третий этаж, где размещался кабинетМихалькова, нашего начальника службы безопасности.
Сам Михальков сидел в углу кабинета, оседлав стул и положивподбородок на спинку, с обиженным видом хозяина, которого потеснили наглыегости.
Я вспомнила, что в банке его называют полковником —Михальков действительно в прежней жизни был полковником то ли милиции, то ликакой-то спецслужбы. В трудные девяностые годы он ушел в отставку, польстившисьна высокий банковский оклад, и теперь частенько с грустью вспоминает об этомрешении.
За собственным столом Михалькова с хозяйским видом сидел мойзнакомый майор Синицын. Увидев меня, он приветливо улыбнулся и показал на стул:
— Садитесь, Евгения Николаевна! Садитесь, поговорим!
Я уселась напротив его стола и выжидательно уставилась намоложавого майора.
Синицын украдкой заглянул в лежащий на столе список ипроговорил, подняв на меня глаза:
— Итак, Евгения Николаевна, думаю, вам есть что мнерассказать… я в этом просто не сомневаюсь…
При этом он смотрел на меня так проникновенно, что казалось,видит меня насквозь. Под этим рентгеновским взглядом я почувствовала себянеуютно. Неужели он знает… да нет, не может быть! Меня никто не видел вкабинете… Если бы он действительно знал, не так бы он со мной разговаривал!
— Нет… честное слово, я не знаю, о чем вы… —проговорила я едва слышным голосом, опустив глаза в пол.
— А вот я думаю, что вы со мной не вполнеискренни! — В голосе майора прозвучали нотки глубокого разочарования — какбудто он был обо мне лучшего мнения, а я не оправдала его надежд. — Можетбыть, вы все же постараетесь вспомнить? Поможете следствию?
— Не знаю, о чем вы, — ответила я, обреченноопустив плечи.
— А вот ваша коллега была с нами болееоткровенна! — И он подал знак кому-то у меня за спиной.
Сзади хлопнула дверь, послышались приближающиеся шаги, ихорошо знакомый мне голос неприязненно проговорил:
— Я подтверждаю! Она мне сама признавалась!
Я удивленно обернулась. За моей спиной стояла ЛарисаИвановна. Лицо ее горело праведным негодованием.
Я почувствовала, что земля буквально уходит у меня из-подног.
— В чем это я вам признавалась? — спросила я своюначальницу, с трудом справившись с голосом.
— Во время обеда в бистро «Мурена» гражданка Комаровасообщила мне… — зачастила Лариса, как будто озвучивала хорошо вызубренныйтекст, — сообщила мне, что лично присутствовала при ссоре междугражданином Мельниковым и пострадавшим… Ильей Артуровичем Меликхановым!
Должна признаться, я почувствовала облегчение. Так вот о чемони! А я-то испугалась…
— Хорошо излагаете! — одобрил майор. — Выраньше в милиции не служили?
— Нет, к сожалению! — Лариса глубоко вздохнула ипотерла двумя пальцами переносицу. Значит, она здорово нервничает! А с видукажется такой спокойной…
— Все еще можно поправить! — с этими словами майорповернулся ко мне и неодобрительно проговорил: — Ну что же, вы и теперь ничегоне хотите нам сообщить?
— Ну… я слышала, как они ссорились… — призналасья, недоуменно глядя на майора. — А какое это имеет значение?
— Самое прямое! — Синицын перевел взгляд с меня наЛарису: — Не правда ли, Лариса Ивановна? Эта ссора показывает нам очевидныймотив убийства!
— Мотив? — переспросила я. — Да если бы все,кто с кем-то поссорится, тут же убивали своих… собеседников, на всей землесейчас было бы пусто, как в Антарктиде!
— Не скажите! — Майор постучал согнутым пальцем постолу. — Ссора ссоре рознь! Какая причина была у той ссоры? Может быть, вынам все-таки расскажете?
— Понятия не имею! Я случайно услышала… только ипоняла, что они препираются…
— А вот Лариса Ивановна с ваших слов говорила совсемдругое! — И он взглянул на Ларису, как дирижер на музыканта, которыйдолжен начать соло.
— Во время обеда в бистро «Мурена» гражданкаКомарова… — затараторила Лариса, но, увидев недовольство на лице майора,опустила предисловие и перешла к делу: — Она сказала, что причиной ссорыпослужил кредит, выданный банком компании «Астролябия».
— Поясните мне, как человеку, далекому от спецификивашего банковского дела! — попросил майор, причем на лице у него былонаписано, что все он отлично понимает, а пояснений требует исключительно дляпротокола.
— Дело в том… — начала Лариса с явнымудовольствием, — дело в том, что выдача кредита в значительной степенизависит от решения управляющего…
— Ну, это уж как водится! — Синицын понимающеусмехнулся.
— Гражданин Мельников… управляющий нашим отделениембанка всегда лично принимал решения относительно наиболее крупных кредитов. Ивполне возможно, что на это решение могли повлиять… не только интересы банка.
— Короче — речь об откате! — Ухмылка на лицеСиницына стала еще шире, и он снова повернулся ко мне: — А вы говорите — нетмотива!
