Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
– Угу, – Никита направился к низкому, длинному, отдаленно смахивающему на коровник зданию, окруженному высоким бордюром стриженого кустарника.
– Обновленный репертуар, обновленный имидж, другое реноме… ты станешь не просто звездой – сверхзвездой! – Жорка мурлыкал в трубку. Чего это он такой добрый вдруг? Или грядущие бабки предвидит? А начхать, лишь бы работал.
– Слухи о проекте уже поползли, и это хорошо, но если ты, Жуков, испоганишь мне задумку…
– Так мне ж к врачу только, провериться…
– А напишут, что ты от алкоголизма кодировался. Нет, Никита, либо терпи, либо до свиданья, я с тобой достаточно возился.
Вот так, возился он. Конечно, ради себя ж, любимого, и возился. Только и умеет, что считать: за это вычесть, за то… нет, не мужик Бальчевский, нет в нем куражу, стремленья покутить, веселости хмельной. В животе предупреждающе заурчало, и мысли о веселости моментально исчезли.
В столовой свободных мест хватало, даже с избытком, если не сказать – с переизбытком. У окна сидел мужик в расстегнутой рубашке, чуть дальше – дама с лиловыми волосами, уложенными высокой башней, в углу – рыжеволосая девица в белом сарафанчике, со спины довольно симпатичная… в животе опять заурчало, похоже, знакомство придется отложить, а то как бы не опозориться. Но девицу, точнее, усыпанную веснушками спину, Никита запомнил. А столик выбрал рядом с зеленым монстром с разлапистыми, продранными листьями и длинными шнурами, свисавшими из горшка аж до самого пола.
Сухари и несладкий чай. Аппетита не вызывало, но… если чего другого сожрать, мало ли чем обернется. Повторения сегодняшней ночи Жуков не желал.
– Привет, я – Яшка, – существо появилось из ниоткуда и, плюхнув на стол уставленный тарелками поднос, улыбнулось. – Не против, если я тут посижу? Не люблю есть в одиночестве.
– Тогда садись.
Существо было девушкой, определенно девушкой, но почему тогда Яша?
– Я тебя знаю. Ты поешь глупые песни, но Гансиковой маме нравятся. Правда, песни все равно глупые… а тебя сюда тоже отправили лечиться от депрессии?
– Вроде того. – Когда она сказала про песни, Никита едва чаем не подавился. И разозлился – тоже критик, на себя поглядела бы.
– Ясно. Обиделся. Не обижайся, когда люди обижаются, они стареют. А я картины рисую. Рисовала.
– Бросила?
– Не-а. – Она воткнула вилку в котлету, подняла, понюхала и, брезгливо сморщившись, отодвинула в сторону. – Видеть перестала.
– Что?
– Вот к тебе песни приходят? Слова там или мысли? А ко мне картины. Я вижу, какие они должны быть, а теперь вот видеть перестала. Поэтому и здесь. Плохо. Не могу не писать, не могу писать плохо. Депрессия. Это врач сказал, а Гансик меня сюда повез, лечиться… только разве от этого лечат? Как можно заставить видеть, если оно больше не видится?
Или слышать, если не слышится.
Хлопнула дверь, громко, отвлекая от случайного разговора, и в столовой появился мужчина, высокий, широкоплечий, в аккуратном костюме, который совершенно не соответствовал месту. И Яшка, подскочив на месте, помахала рукой, правда, как показалось Никите, не слишком-то радостно.
– Вот ты где, – мужчина – надо полагать, тот самый Ганс, маме которого нравятся Никитины песни, – подошел к столику, наклонившись, коснулся губами Яшкиной щеки, кивнул Жукову. – А я обыскался. Юра.
– Никита, – вежливо ответил Жуков.
– Ты давай ешь, и гулять пойдем.
– Я не хочу, – Яшка отодвинула поднос. – Я булочку вот и компот.
Юра насупился и строго повторил:
– Ешь.
Твоя любовь обязанностью душит,
заботой выворачивая душу,
которой тишина нужна
всего-то.
А ты твердишь опять —
в любви забота…
Никита быстро проговорил строки, чтоб не исчезли, и, сунув в рот сухарь – вкусный, ванильный, свежий, – запил чаем. Нужно срочно искать тетрадь, пока слышится, а то ж перестанет… в любой момент возьмет и перестанет.
Яшка, сгорбившись, старательно пережевывала котлету. И глядя на эту старательность, Никита почувствовал, как к горлу подкатывает комок тошноты.
Нет, ну что за жизнь такая?
– Извините, – буркнул Жуков, поспешно подымаясь.
– Баська, тебя Елена Павловна зовет. – Людка смотрела как-то недоверчиво и отчего-то недовольно, ей не идет такое выражение лица, и сережки тоже, большие, розово-перламутровой пластмассы, как вывернутые наизнанку ракушки. Елена Павловна подарила. И мне тоже. И Гальке, только Галька не носит, бережет к выпускному, а мне просто не нравятся, мне ракушек жаль.
– Давай, ну чего копаешься? – Людка торопливо отряхнула мой халат от налипших ниток, кинула взгляд на недошитый фартук и, горестно вздохнув – один в один Вера Алексеевна, – сказала: – Опять? Баська, ну тебе чего, сложно ровную строчку сделать? Ладно, иди, доделаю.
– Спасибо!
Она только отмахнулась, села за машинку, и та, довольная чужим вниманием, застрекотала. Ну точно сверчок…
Кабинет Елены Павловны на втором этаже, в самом конце коридора, дальше только зеленый уголок с лохматыми папоротниками в глиняных горшках, запыленной березкой и лианой, что живой аркой тянулась над дверью.
Я погладила лист, привычно потерла белые пятнышки (на капельки краски похожи, а Елена Павловна говорит, что это природная окраска) и постучала.
– Берточка? Заходи, заходи. Это Берта, а это – Константин Андреевич. – Елена Павловна вдруг покраснела.
– Добрый день. Вот оно какое, значит, наше юное дарование, – Константин Андреевич улыбнулся, широко и некрасиво. Желтые зубы, белые десны, а губы серо-лиловые. – Ну проходи, будем знакомиться.
Мне не хотелось с ним знакомиться. Какой-то он… ненастоящий, что ли? Блестящие черные волосы париком, а ровное, гладкое лицо до того белое, будто он в муку нырнул, и родинка над губою паучком прилипшим, хочется потрогать и страшно, а вдруг и вправду паук?
– Здравствуйте. – Я решила глядеть на пол: красный ковер, поистершийся, а у окна, там, куда солнце падает, вообще бледно-розовый, больной; ножки стула, светлые ботинки с длинными носами и коричневыми шнурками, черные носки и черные брюки с выглаженными до пугающей остроты стрелками.
– И что ж это ты, Берта, такая стеснительная, а? – Константин Андреевич засмеялся, и Елена Павловна тоже, и я улыбнулась, хотя непонятно, чему.
– Константин Андреевич, Берточка, специально к нам приехал, чтобы с тобой познакомиться. – Елена Павловна поправила прическу и очки на носу. – Из самой Москвы…
– Не пугайте ребенка, а то чуть что – сразу Москва и Москва… а москвичи – тоже люди, – он опять засмеялся.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
