— Таппман. Тот самый, о котором я тебе говорю. Он был вместе с нами в армии, служил капелланом.
— С кем я только не был в армии.
— Он дал тебе положительную служебную характеристику, когда ты чуть не попал в переделку за бомбардировку нашей воздушной базы.
— Кто только мне не давал служебных характеристик. Тяжелая вода? Правильно? Она так называется? Что такое тяжелая вода?
— Это тяжелая вода.
— Так, понимаю. А что это за газ?
— Тритий. Но дело не в этом.
— Капеллан Таппман в том числе. Милоу, я хочу его найти и вернуть, пока с ним ничего не случилось.
— А я хочу помочь, — пообещал Милоу, — прежде чем это сделает Гарольд Стрейнджлав, «Дженерал Электрик» или кто-нибудь другой из моих конкурентов. Ты не можешь себе представить, как я тебе благодарен за то, что ты обратился с этим ко мне. Йоссарян, ты чистое золото. Скажи-ка мне, что дороже — тритий или золото?
— Тритий.
— Тогда ты — чистый тритий. Сегодня я занят, но я должен найти этого капеллана и вместе с допрашивающими его учеными заслать к нему тайного агента, чтобы заполучить его в собственность.
— Я просто скажу, что это в интересах страны.
— Я повторю это дважды, — ответил Милоу и улетел в Вашингтон на вторую презентацию задуманного им секретного бомбардировщика, который не производил шума и был невидим.
6
МИЛОУ
— Его нельзя увидеть и нельзя услышать. Он будет летать быстрее звука и медленнее звука.
— Вы поэтому говорите, что ваш самолет досверхзвуковой?
— Да, майор Боус.
— А когда нужно, чтобы он летел медленнее звука?
— Когда он садится и, вероятно, когда взлетает.
— Вы уверены, мистер Уинтергрин?
— Абсолютно, капитан Хук.
— Спасибо, мистер Миндербиндер.
Заседание проходило на первом подземном этаже АЗОСПВВ, нового Административного здания особо секретных проектов военного ведомства, в круглом помещении, стены которого были обиты люситом цвета морской волны с узором из искривленных меридианов над деформированными континентами и с яркими декоративными скульптурными панелями, выполненными в свободной манере и изображающими бойцовых рыб, сражающихся с пикирующими на них хищными птицами. На стене за неровным рядом аккуратно подстриженных голов членов комиссии был изображен кондор с огромными крыльями и хищными золотыми когтями. Все присутствующие были мужского пола. Записывать что-либо было запрещено. Эти люди обладали острым интеллектом, а их коллективная память вполне заменяла стенографический протокол. Двое из членов комиссии уже с трудом подавляли зевоту. Все считали само собой разумеющимся, что помещение так или иначе напичкано «жучками». Заседания подобного рода были слишком секретными, а потому не могли оставаться конфиденциальными.
— Будет ли он летать быстрее света? — спросил полковник, сидевший в полукружье экспертов, сбоку от расположенной в мертвой точке фигуры председателя на самом высоком стуле.
— Он будет летать почти с такой скоростью.
— Мы его можем модернизировать до такой степени, что он будет летать даже быстрее света.
— При этом несколько возрастет расход топлива.
— Одну минуту, прошу вас, мистер Миндербиндер, одну минуту. Я хочу спросить у вас кое-что, — неторопливо вставил недоумевающий штатский с профессорскими повадками. — Как это ваш бомбардировщик будет бесшумным? У нас теперь есть сверхзвуковые самолеты, а они производят страшный шум, когда берут звуковой барьер, разве нет?
— Он будет бесшумным для экипажа.
— А почему это важно для врага?
— Это может быть важно для экипажа, — подчеркнул Милоу, — ведь никто не печется об этих ребятах так, как мы. Некоторые из них месяцами находятся в воздухе.
— А может быть, и годами, если используются рекомендуемые нами дозаправщики.
— А они тоже будут невидимыми?
— Если хотите.
— И бесшумными?
— Экипаж не будет их слышать.
— Если только не сбавит скорость, позволив тем самым звуку догнать самолет.
— Понимаю, мистер Уинтергрин. Все это очень хитро придумано.
— Спасибо, полковник Пикеринг.
— Сколько человек у вас в экипаже?
— Всего два. Двух подготовить дешевле, чем четырех.
— Вы уверены, мистер Уинтергрин?
— Абсолютно, полковник Норт.
На сидевшем в центре председателе были генеральские погоны. Он откашлялся, заявляя таким образом о своем намерении высказаться. Все присутствующие замолчали. Генерал выдержал паузу.
— Разве свет движется? — спросил он наконец.
Наступила мертвая тишина.
— Свет движется, генерал Бингам, — выдавил, наконец, из себя Милоу Миндербиндер, испытав облегчение от того, что ему это удалось.
— Быстрее всего остального, — с готовностью добавил экс-рядовой первого класса Уинтергрин. — Быстрее света почти ничего нет.
— И ярче тоже.
Бингам с сомнением повернулся к сидящим слева. Некоторые из них утвердительно закивали. Он нахмурился.
— Вы уверены? — спросил он, спокойно повернув лицо к специалистам справа. Некоторые из этих тоже испуганно закивали. Некоторые отвели глаза. — Это странно, — медленно сказал Бингам. — Вон на столике в углу стоит лампа, но что-то я не вижу там никакого движения.
— Это все потому, что он движется очень быстро, — предложил Милоу.
— Он движется быстрее света, — сказал Уинтергрин.
— Разве может свет двигаться быстрее света?
— Конечно.
— Вы не можете видеть свет, когда он движется, сэр.
— Вы уверены, полковник Пикеринг?
— Абсолютно, генерал Бингам.
— Вы можете видеть свет, только когда его там нет, — сказал Милоу.
— Позвольте я вам продемонстрирую, — нетерпеливо вскакивая, сказал Уинтергрин. Он выключил лампу. — Видите? — Он снова включил лампу. — Почувствовали разницу?
— Я понимаю, что вы хотите сказать, Джин, — сказал Бингам. — Да, я начинаю видеть этот свет, а? — Генерал Книгам улыбнулся и оперся на ручку кресла. — Объясните попроще, Милоу, как выглядит ваш самолет.
— На радаре? Противник его не увидит. Даже если на нем будет ядерное оружие.
— Как он выглядит для нас. На фотографиях и чертежах.
— Это секрет, сэр, до тех пор, пока вы не предоставите нам финансирования.