Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
Теперь миниатюрные бутылочки не так трудно достать, как раньше, и мне больше не приходится красть их из самолетов или гостиниц. Больше всего я люблю водку «Смирнофф», джин «Бомбей Сапфир», бакарди и в качестве вишенки на торте ликер «Бейлиз Айриш Крим». Но моим фаворитом остается качественный шотландский виски, сейчас можно выбрать практически любую разновидность этого напитка в крошечных бутылочках — даже с доставкой на следующий день при заказе в Интернете. Все бутылочки настолько малы, что их можно осторожно спрятать в любом кармане или кошельке. Я откручиваю пробку первой попавшейся, которую нахожу в сумке, и выпиваю ее до дна, как лекарство. Сейчас это водка. После чего не заморачиваюсь и не кладу в рот леденец. Родители привыкли к своим детям, даже к плохим.
— Мама! — мой голос звучит точно так же, как в детстве, когда я звала ее.
Но ответа по-прежнему нет.
— Этого более чем достаточно для нас двоих, — так она обычно описывала наш крошечный коттедж, когда я еще жила здесь, словно забыв, что когда-то нас в доме было трое. Я по-прежнему мысленно слышу эти слова, равно как и всю остальную ложь, к которой она прибегала, пытаясь меня удержать.
Наш дом — кирпичный викторианский коттедж с двумя гостиными на цокольном этаже и двумя спальнями на первом, в торце — более поздняя пристройка двадцатого века. Дом всегда выглядел уютно, даже когда перестал ощущаться таковым. Только не теперь. Я протискиваюсь мимо груды коробок и пробираюсь к двери, которая ведет в заднюю часть дома. Дверь скрипит в знак протеста, когда я открываю ее, и запах становится гораздо хуже. Он проникает глубоко в горло, и меня тошнит при мысли о том, чем он может быть вызван.
Я иду мимо лестницы и прохожу через то, что еще напоминает столовую — несмотря на коробки на столе, — изо всех сил стараясь ничего не опрокинуть в темноте. В углу на комоде различаю старый мамин проигрыватель, покрытый толстым слоем пыли. Вопреки моим попыткам познакомить ее с кассетами и компакт-дисками, она упорно цеплялась за винил. Несколько раз я заставала ее за тем, что она танцевала с вытянутыми руками, словно вальсировала с невидимым мужчиной.
Добираюсь до кухни, включаю свет, и моя ладонь автоматически тянется ко рту и прикрывает его. Вся имеющаяся поверхность заставлена грязными тарелками с остатками еды и чашками с недопитым чаем. Парочка мух лениво кружит над тем, что некогда было лазаньей, которую разогревают в микроволновке. Есть готовую еду — на маму это не похоже. Она редко ела то, что мы не выращивали в нашем собственном саду, и скорее ходила бы голодная, чем ела фастфуд.
Теперь этот запах почти везде. Когда мне удается оторвать взгляд от грязи и мусора на кухне, я замечаю мерцание телевизора в теплице в задней части дома. Больше всего она любила сидеть именно там, откуда был лучше всего виден ее любимый сад.
Вижу, как она сидит в своем любимом кресле перед телевизором, рядом с ней на полу — корзина с вязанием. Моя мать всегда предпочитала делать все своими руками: еду, одежду, меня. Много лет назад она помогла мне связать для Джека шарф Гарри Поттера. Сегодня было странно видеть его в этом шарфе — прямо чистый сюр.
Подхожу ближе и замечаю, что она меньше, чем мне запомнилось, словно жизнь заставила ее сжаться. Седые волосы поредели, а некогда розовые щеки впали. На ней какая-то грязная одежда, которая ей велика; пуговицы на кардигане неправильно застегнуты, так что одна сторона белой, свалявшейся ткани длиннее другой. Кардиган вышит выцветшими пчелками, и я вспоминаю, что приобрела его много лет назад — подарок ко дню рождения, купленный в последнюю минуту. Удивительно, что она до сих пор его носит. Бросаю взгляд на экран телевизора — она смотрела новостной канал «Би-би-си», словно надеялась мельком увидеть меня на заднем плане. Я знаю, что она так делает, но от этого зрелища мне становится еще хуже, чем раньше.
Сейчас она ничего не смотрит.
Глаза у нее закрыты, а рот слегка приоткрыт.
Я делаю еще один шаг вперед, и начинают оживать воспоминания, давно запертые в дальний ящик. Качаю головой, словно пытаюсь заглушить их до того, как они заявят о себе слишком громко. Воняет не только грязь на кухне, но и она сама. От нее пахнет телом, мочой и чем-то еще, что я не могу разобрать. Или предпочитаю этого не делать.
— Мама? — шепчу я.
Она не отвечает.
Воспоминания подобны оборотням. Некоторые гнутся, некоторые скручиваются, а некоторые съеживаются и со временем умирают. Но самые худшие никогда нас не покидают.
— Мама? — зову я немного громче, но она по-прежнему не отвечает и не открывает глаза.
Много лет я мысленно представляла себе кончину моей матери. Не потому, что желала ей смерти, просто время от времени эта картина прокручивалась у меня в голове. Не знаю, делают ли это другие дочери — о таких вещах не говорят, — но сейчас, когда это может произойти на самом деле, я понимаю, что не готова.
Я протягиваю руку, но не сразу дотрагиваюсь до нее. Когда наконец касаюсь ее ладони, она холодная как лед. Я наклоняюсь так низко, что мое лицо совсем рядом с ее, и пытаюсь понять, дышит ли она. Несмотря на таблетки, у меня настолько болит голова, что на мгновение я закрываю глаза и словно попадаю в прошлое.
Слышу крик и только через несколько секунд понимаю, что он мой.
Он
Вторник 10.10
Мои собственные воспоминания об этом месте врываются в мое настоящее.
Наблюдаю за тем, как Анна стоит у дома, в котором выросла, и словно нет всех прошедших лет — я вижу маленькую девочку. Я мог бы прямо сейчас выйти из машины и остановить ее, но я этого не делаю. Иногда надо дать событиям произойти, какими бы неприятными они ни были. Мне уже известно, что она обнаружит внутри, и меня это ужасает. Я также знаю, что у нее есть свой ключ, но наблюдаю, как она наклоняется и берет запасной под цветочным горшком, а потом исчезает за облупившейся входной дверью.
Коттедж некогда был красивым, но, как и живущая в нем женщина, не очень хорошо состарился. Мать Анны из тех женщин, которые знают, как превратить постройку в настоящий дом, и до недавнего времени этот коттедж был самым уютным в переулке. Идеальной картинкой. По крайней мере, снаружи. Люди нередко останавливались и делали фото, потому что он выглядел как кукольный домик с хорошеньким маленьким садиком, наружными ящиками для растений и белым частоколом. Теперь больше никто не останавливается, чтобы его сфотографировать.
Раньше она так хорошо убирала, приводила все в порядок и создавала в доме уют, что стала зарабатывать этим на жизнь. Свыше двадцати лет мать Анны убирала у половины деревни — в том числе и в том доме, где я теперь живу, — и не просто убирала. Она покупала маленькие ароматические свечки и цветы и оставляла их в домах у людей. Время от времени она даже нянчила мою сестру. Иногда, судя только по тому, как была застелена постель или взбиты подушки, вы точно знали — у вас была миссис Эндрюс. У нее никогда не было недостатка в работе или в рекомендациях.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
