Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
Ярчик: – Я чувствую холод и пустоту. И ненависть. Из-за тебя мой ребенок умер! – (Отчаянно рыдает). – Понимаешь?! Моя дочь погибла, а мой сын к ней присоединится. Ты убил моего ребенка!
Квятковская: – Папочка, я сделала это для тебя. Почему ты не хочешь этого понять? Папочка! (Плачет).
Теляк опускается на колени. Все время он ни на кого не смотрит.
Теляк (шепотом): — Оставьте меня, это не моя вина. Не моя вина.
Каим (с трудом): — Не огорчайся, папочка, мы тебе поможем.
Каим подходит к сестре и берет ее за руку.
Квятковская: – Да, папочка, вместе мы тебе поможем.
Делают шаг в направлении стульев.
Ярчик: – Нет!!! Умоляю, нет!!! Вы не можете меня с ним оставить! Вы не можете уйти. Пожалуйста, не уходите, не оставляйте меня одну. Прошу вас, прошу, прошу…
Каим оборачивается к ней.
Каим: – Не сердись, мама. Мы должны это сделать для папы.
Ярчик теряет сознание. Рудский подбегает к ней, явно испуганный, и встает на колени.
Рудский (асем): – О’кей, на сегодня все, закончим завтра утром. Нехорошо, что мы прерываемся, но другого выхода нет. Прошу разойтись по комнатам, не разговаривать, не читать книги. Встретимся за завтраком в девять.
Квятковская и Каим глядят друг на друга, будто вырванные из транса. Разнимают руки и выходят из кадра. Рудский укладывает Ярчик на бок и подходит к камере. На втором плане стоящий на коленях Теляк. Его взгляд направлен в пространство.
На экране замелькал «снег». Терапевт и прокурор посидели еще рядом. После долгого молчания Шацкий встал, подошел к камере и вынул из нее кассету.
– Это ужасно, – произнес он, держа черный кусочек пластика. – Вы не боялись, что он мог покончить с собой?
– Признаюсь, это приходило мне в голову. Но я не боялся.
– Как это?
– Я вам кое-что расскажу. Это известная история, случившаяся не так давно в Лейпциге. Хеллингер проводил расстановку одной женщине, в ходе которой выяснилось, что та холодна, неспособна к любви. Дети ее боялись и хотели уйти к отцу, которого она отвергла. Хеллингер сказал: «Это холодное сердце». Женщина ушла. Другие участники сеанса боялись, что та может покончить с собой, но Хеллингер не пошел за ней.
– И что?
– Она повесилась через несколько дней, а в прощальном письме написала, что больше не в состоянии жить.
– Эффективная терапия, – пробормотал Шацкий.
– Вам кажется, что вы шутите, а на самом деле вы правы. Откуда уверенность, что ранняя смерть – всегда потеря? Что это всегда худший выход? Что нужно любой ценой от нее спасаться? Вдруг после жизни возникает нечто большее. В душе каждого из нас существует потребность, чтобы его жизни пришел конец. У некоторых она проявляется раньше. Понимаете вы это?
– Понимаю, но не принимаю.
– Вам нужно быть всемогущим, раз вы хотите стать на пути у смерти. Я же отношусь к ней со смирением. Лишая кого-либо права на смерть, вы не проявляете к нему уважения. Становиться на пути смерти – признак безрассудной уверенности в собственном величии.
Терапевт стоял рядом с Шацким у балконного окна. По Груецкой в сторону центра мчалась, сигналя, машина «скорой помощи». Пронзительный звук нарастал. Рудский закрыл окно, и в комнате установилась полная тишина.
– Видите ли, все происходит от любви, – сказал он. – Кася убила себя, чтобы помочь Теляку и забрать с собой часть его вины. А вы говорите, что любой ценой нужно становиться на пути смерти. Как можно не уважать такого прекрасного акта любви и самопожертвования? Необходимо принять дар этого ребенка. Иначе после смерти он будет чувствовать себя отвергнутым. Любовь просто существует, не имеет возможности влиять. Она бессильна. И так глубока – до боли. Глубокая связь и боль принадлежат друг другу.
– Красиво звучит, – возразил Шацкий. – Но и только. Мне трудно поверить, что кто-то совершает самоубийство из-за того, что его отец убежал из дома. Человек отвечает за свои поступки.
– Нельзя не запутаться, говорит Хеллингер.
– Можно быть свободным, говорю я.
Рудский засмеялся. Смех превратился в приступ кашля. Он убежал в ванную, а когда вернулся, вытирая мокрое лицо полотенцем, сказал:
– А вот можно ли быть свободным от еды? В системе никто не бывает свободным.
2
Жутко разболелась голова. Он сел в автомобиль, позволил «Флойдам» тихонько играть «Hey You» и проглотил таблетку ибупрома[40]. Открыл окошко и попытался упорядочить свои мысли. Теперь он понимал, почему никто из участников расстановки не показал на врача во время допросов. Терапевт был наблюдателем, который стоял в безопасном месте и не участвовал в буре чувств, разыгравшейся под крестообразным куполом маленького зала на Лазенковской.
Что случилось ночью с субботы на воскресенье? Он ясно представил себе каждую сцену. Погруженный во мрак зал, желтый свет натриевых фонарей на улице, тени колонн, передвигающиеся по стенам, когда на улице проезжает автомобиль. Хенрик Теляк, стараясь как можно меньше шуметь, выбирается из здания. Он думает, что никто его не видит, но это не так.
Потому что его видит Барбара Ярчик. Женщина, которая несколько часов назад потеряла сознание, не выдержав эмоций жены Телята. Предположим, неохотно подумал Шацкий, что Рудский прав и существует поле, позволяющее во время расстановки чувствовать эмоции других людей. И Ярчик почувствовала эмоции Телятавой: ненависть, отчуждение, злость и боль, вызванную самоубийством дочери. И страх, что сын тоже вскоре умрет. Но Ярчик – в отличие от жены Теляка – отдавала себе отчет в «вине» Хенрика. В том, что из-за него – или для него – один ребенок покончил с собой, а второй заболел. Кто знает. Может, в голове Ярчик родилась мысль, что она спасет своего «сына», убив Телята. Ярчик хватает вертел и идет за Теляком. Тот слышит шаги, оборачивается и видит ее. Он не боится, но ему неудобно объясняться. Ярчик наносит удар. «За моего ребенка», – говорит она, но Теляк этого уже не слышит.
Но если все так, смогла бы Ярчик после этого не забыть стереть следы от пальцев? Сумела бы так хорошо лгать? Пошла бы позже сама «найти» труп или подождала бы, чтобы это сделал кто-то другой?
Сцена вторая. Теляк идет чрез зал. Думает, что его никто не видит, но это не так. Каим глядит на него и в очередной раз в этот день испытывает пронзительную боль в сердце. Поле продолжает действовать. Каим думает об умершей сестре и о том, сколько ему осталось жить. Хочет задержать Теляка и закончить терапию, спасти «себя». Но Теляк не хочет оставаться. Каим настаивает. Теляк отказывается и идет к выходу. Каим закрывает ему дорогу и наносит удар.
Именно в этом случае – Шацкий был уверен – Каим быстро пришел бы в себя, убрал, стер отпечатки. И сумел бы убедительно лгать.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
