Книга Штормовой день - Розамунда Пилчер

Всю ночь не утихал ветер. Но когда я проснулась, в маленьком окошке миссис Керноу виднелся квадрат бледной голубизны, по которому проворно плыли пухлые белые облака. Было очень холодно, но я храбро встала, оделась и спустилась вниз в поисках миссис Керноу. Нашла я ее в заднем дворике, где она вешала на веревку белье. Занятая борьбой с бившимися на ветру простынями и полотенцами, она поначалу не заметила меня, и лишь когда я вынырнула между рубашкой и скромной нижней юбкой из трикотажа, она вздрогнула от неожиданности. Собственное удивление так позабавило ее, что она разразилась визгливым хохотом — так приветствуют друг друга клоуны на арене.

— Вы застали меня врасплох. Я думала, вы еще спите! Вам было удобно? Этот проклятый ветер все никак не угомонится, но, слава Богу, хоть дождь кончился. Завтракать будете?

— Ну, может быть, чашку чая.

Я помогла ей развесить оставшееся белье, и она, подхватив пустую корзину, повела меня в дом. Я села за кухонный стол, а она вскипятила чайник и начала жарить бекон.

— Хорошо поужинали вчера? Вы в «Якоре» были? Томми Уильямс дело наладил, у него всегда полно — зимой ли, летом ли. Я слышала, как Джосс привез вас. Чудный парень. Когда он съехал от меня, я очень по нему скучала. Но я и сейчас к нему захаживаю — прибираю немного, стираю здесь и приношу ему белье. Жаль, что такой хороший молодой человек живет один. Неправильно это, что некому о нем позаботиться.

— По-моему, Джосс вполне в состоянии сам о себе позаботиться.

— Негоже мужчине выполнять женскую работу. — Видно, идеи феминизма и эмансипации женщин миссис Керноу никак не разделяла. — А потом, он ведь так занят у мистера Бейлиса.

— Вы знаете мистера Бейлиса?

— Кто же его не знает! Он здесь добрые полвека прожил. Что называется, старожил. И такой замечательный художник был, пока не заболел. Каждый год выставку устраивал, и кто только не приезжал сюда из Лондона, и всякие знаменитости, и все-все… Конечно, в последнее время мы его не часто видим. Нелегко ему теперь спускаться и подниматься в гору, как раньше, а Петтиферу возить его по узким улочкам в такой огромной машине одна морока. К тому же, летом на улицах здесь не протолкнуться — столько машин и приезжих. Иной раз кажется, что полстраны сюда наезжает, а городок-то крохотный.

Вывалив бекон на подогретую тарелку, она поставила передо мной тарелку.

— Вот, пожалуйста. Ешьте, пока не остыло.

— Миссис Керноу, мистер Бейлис — это мой дед, — сказала я.

Она уставилась на меня, нахмурилась.

— Ваш дед?

Потом сказала:

— Чья же вы дочь?

— Лайзы.

— Дочка Лайзы. — Она потянулась к стулу, опустилась на него. Я видела, что она потрясена.

— Джосс знает?

Вопрос показался мне неуместным.

— Да, я сказала ему вечером.

— Такая прелестная была девочка… — Она вгляделась в меня. — Вы похожи… только она была темненькая, а вы белокурая. Мы очень горевали, когда она уехала и так и не вернулась. А где она сейчас?

Я рассказала ей. Когда я замолчала, она спросила:

— Мистер Бейлис знает, что вы здесь?

— Нет.

— Вам надо немедленно пойти к нему. Прямо сейчас. О, хотелось бы мне видеть его лицо… Он обожал вашу маму!

На щеке ее блеснула слеза. И пока обеих нас не затопили волны сентиментальных чувств, я поспешила сказать:

— Но я не знаю, как туда пройти.

Она попыталась объяснить мне это, но мы обе так путались, что в конце концов она отыскала старый конверт и огрызок карандаша и нарисовала примерную карту маршрута. Глядя, как она это делает, я помнила, что Джосс обещал приехать к одиннадцати и отвезти меня в Боскарву на своей дребезжащей развалюхе, но мне вдруг показалось, что поехать туда сразу же и одной гораздо предпочтительнее. К тому же, накануне вечером я проявила слишком большую кротость и покладистость. От непомерного самомнения Джосса не убудет, если, приехав, он обнаружит, что я его не дождалась. Вообразив такой поворот событий, я очень развеселилась и отправилась наверх за курткой.

Снаружи на меня мгновенно накинулся ветер, задувавший в узкую улицу, как в каменную трубу. Ветер был холодный и пах морем, но когда из-за мчавшихся наперегонки облаков проглядывало солнце, сияние его было ярким и ослепительным, а высоко в небе с криком парили чайки, распростерши на синеве белые крылья.

Я шла пешком, и вскоре дорога круто пошла в гору — вверх, по узким мощенным булыжником улицам между беспорядочно раскиданных домов. То карабкаясь по ступеням, то устремляясь под откос. Чем выше я поднималась, тем сильнее дул ветер. И тем ниже подо мной оказывался город и открывался океан, темно-синий, с нефритово-зелеными и лиловыми полосами, испещренный барашками волн. Он тянулся до самого горизонта, где смыкался с небом, а городок и гавань подо мной сжимались до игрушечных размеров и полной незначительности.

Я стояла, глядела на все это затаив дыхание, и неожиданно произошла странная вещь: новая эта картина показалась мне вовсе не новой, а знакомой и родной. Я была дома, словно вернулась в места, близкие мне сызмальства. И хотя, решив отправиться в Порткеррис, я почти не вспоминала о матери, она внезапно возникла рядом со мной — мы вместе карабкались вверх на крутизну, и она, длинноногая, как и я, ловила ртом воздух, раскрасневшись от усилия.