Книга Вернись ради меня - Хэйди Перкс

Вернувшись в деревню, я направляюсь в кафе. Едва я распахиваю дверь, меня охватывает волна теплого воздуха. Девушка за стойкой приветливо улыбается. На вид ей не больше пятнадцати, темно-русые волосы собраны в хвост. Вытирая руки о ярко-розовый передник, она обращается ко мне:

– Чем я могу вам помочь?

– Горячий шоколад, пожалуйста, и что-нибудь поесть. – Взглянув на грифельную доску за ее спиной, я останавливаю выбор на сандвиче с курицей и майонезом.

– Присаживайтесь, а я сейчас принесу, – говорит она, указывая на пустые столики. Из посетителей кроме меня в кафе лишь две девушки: устроились у окна, на высоких стульях и посмеиваются над чем-то.

Я выбираю столик с краю.

– У вас тихо, – произношу я, оглядывая кафе. Девушка, выкладывая большую ложку измельченной курятины на ломоть хлеба, кивает:

– Так и есть. – И без промедления продолжает: – Вы тоже здесь из-за трупа?

Такая прямота шокирует меня, и я непроизвольно перевожу взгляд на посетительниц, которые уже не хихикают, но по-прежнему кажутся увлеченными разговором.

– Думаю, вы либо из полиции, либо из прессы, – предполагает девушка. – С прошлой субботы других клиентов у нас нет.

– Я ни то, ни другое, – заверяю я.

– Да? – Она вытирает руки маленьким полотенцем, выходя из-за стойки с моим сандвичем. Поставив тарелку передо мной, она медлит. – Тогда что вы здесь делаете?

– На самом деле я здесь жила. Много лет назад.

– О, здорово! Может, вы знали мою маму?

Я вопросительно склоняю голову набок.

– Эмму Фишер. Она прожила здесь всю жизнь. Раньше ее звали Эмма Грей.

– Да, я помню Эмму, – отвечаю я.

Грей была на три года старше меня, ровесница Дэнни.

– Мы живем вон там, в террасных домах, – оживляется девушка. – В доме номер два. Обязательно зайдите ее проведать.

– Но… – нерешительно начинаю я, пытаясь вспомнить об Эмме хоть что-нибудь, кроме того, что она значится в моем списке обладательниц бисерных браслетов.

Молчаливая, тихая девочка. Я никогда не знала, о чем с ней говорить. Ее родители тоже держались особняком.

– Она, как и я, жила в деревне, – говорю я, припоминая, что у Эммы были длинные светлые волосы длиною до середины спины, очень ровно, как по линейке, подстриженные.

– Дедушка с бабушкой до сих пор живут на старом месте, в доме номер восемь.

– Значит, твоя мама не уезжала с острова?

– Нет. Когда она познакомилась с папой, он перебрался сюда, и они прожили здесь несколько лет, прежде чем расстались, когда мне было пять, и отец вернулся на материк. С тех пор мы с мамой живем вдвоем. – Девушка, улыбнувшись, возвращается за стойку, чтобы приготовить мне горячий шоколад.

– А как же ты? – спрашиваю я, когда она снова подходит. – Тебе нравится жить на острове?

– Вы говорите совсем как журналистка!

– Прости.

Она качает головой:

– Все нормально. Меня это не раздражает, как многих островитян.

Она ставит передо мной большую кружку с шоколадом. Я благодарю и без паузы продолжаю:

– Что вы имеете в виду?

– Местные терпеть не могут, когда вмешиваются в их жизнь. Я не знаю, они словно все вдруг почувствовали себя виноватыми. Мама говорит, что при виде полицейского на пороге любому станет казаться, будто он что-то натворил.

Я понимающе киваю.

– Пожалуй, она права, – продолжает девушка, – хотя маму еще не слишком часто донимают. Во всяком случае, именно поэтому все теперь сидят по домам. – Она закатывает глаза. – Островитянам рекомендовано избегать общения с прессой, и поэтому они решили, что лучше будет совсем спрятаться. А вам? Вам нравилось жить на острове?

– Да, – улыбаюсь я. – Очень нравилось.

– А мне достается лучшее из обоих миров, – она сияет, – помимо острова, я провожу много времени на материке, с отцом. Папа говорит, здесь как в закрытой банке. Да и некоторые из моих друзей тоже терпеть не могут Эвергрин.

– И моя сестра не любила, – признаюсь я. – Не могла дождаться, чтобы покинуть остров навсегда.

– Поэтому вы и уехали?

Я качаю головой.

– Нет, просто отец нашел работу в Винчестере. Кстати, я Стелла.

– А я Мэг, – улыбка озаряет ее лицо. – Что касается вашего предыдущего вопроса – да, мне здесь нравится. По крайней мере, я так думаю. Когда нашли труп, тут такое началось! – продолжает Мэг, присаживаясь напротив. – Понимаете, все терялись в догадках, чьи это останки. Только об этом и говорили, и было заметно, что люди смотрели друг на друга с подозрением. Мама сказала, что я не должна никому доверять, но мне кажется, это она сгоряча. Ведь я знаю этих людей всю жизнь.

Я киваю, принимаясь за сандвич. Похоже, как ни старалась Эмма предостеречь дочь от излишней открытости, мать явно не была ею услышана. Для любого из журналистов наивная и доверчивая Мэг стала бы хорошей добычей. Подавшись поближе, Мэг шепчет:

– Люди уже начинают сплетничать, чьих рук это дело. Надеюсь, это не тот, кто все еще живет здесь.

Я невесело улыбаюсь:

– Лучшее, что вы можете сделать, – не вмешиваться.

Вместо ответа Мэг поднимает голову и смотрит на только что вошедшего посетителя. Она отодвигается на стуле и говорит, вставая:

– Непременно навестите мою маму. Ей будет приятно увидеть знакомое лицо. – Впервые за время нашего разговора я замечаю, как глаза Мэг грустнеют. – Правда, она сейчас ходит взвинченная, – тихо добавляет девушка.

– Возможно, она меня даже не помнит, – поспешно говорю я.