Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
— Сочувствую вашему горю, Илья Ильич, — участливо кивнул головой Пирогов, — но, насколько мне известно, то лекарство, с которым вы работаете сейчас, тоже немало для вас значит. Ведь оно должно излечивать больных брюшным тифом, от которого едва не умерла ваша вторая жена Ольга Николаевна. Да и сами вы тогда чуть было не отдали Богу душу.
— Когда Ольга заболела тифом, я был в таком отчаянии, — признался Мечников, — что сам добровольно выпил культуру тифозных бацилл. Но все кончилось хорошо. Очевидно, Бог сжалился над нашей семьей, и мы оба остались живы.
— Илья Ильич, хорошо все, что хорошо кончается, — произнес Пирогов, назидательно подняв вверх указательный палец, после чего заметил: — Кстати, о чахотке. В мире потомков чахотка уже побеждена, пусть даже и не окончательно. Неужели они не раскрыли перед вами секрет своего чудо-лекарства?
— Раскрыли, Николай Иванович, — воскликнул Мечников, тряхнув своей черной, как смоль, бородой. — Но работа с бактериями из рода Streptomyces, способными дать требуемое нам лекарство, пока еще находится в самом начале. Вы представляете себе — подобных бактерий имеется более шестисот видов, но не более дюжины из них могут быть полезными человеку. К сожалению, среди потомков не нашлось ни одного моего коллеги — микробиолога, и теперь для получения лекарства нам придется перебрать огромное количество бактерий, большинство из которых абсолютно бесполезны для борьбы с болезнетворными бактериями.
— Илья Ильич, Илья Ильич, — тяжело вздохнул Пирогов, — вы еще так молоды, и у вас все еще впереди. Послушайте меня, старика. Самое главное — будьте внимательны и дотошны в делах, и успех, несомненно, вас не минует. Разумеется, чахотка, или как ее называют потомки, туберкулез, в свое время тоже будет побежден. И в этой победе, несомненно, будет доля и вашего труда. Чудес на свете не бывает, и лишь тяжелым повседневным трудом можно найти путь к успеху. Кстати, сколько бактерий пришлось перепробовать открывателю лекарства против чахотки в том мире, и сколько у него ушло на это времени?
Мечников порылся в стопке лежащих на столе бумаг и извлек на свет божий нужный листок.
— Э-э-э, Николай Иванович, — произнес он, — в конце тридцатых годов XX века, группа американских микробиологов, работавшая под руководством уроженца Российской империи Зельмана Ваксмана, по заказу Американской ассоциации по борьбе с туберкулезом, после семи лет предварительных работ за четыре года поисков перебрала более десяти тысяч видов почвенных бактерий, которые были кандидатами на роль источника требуемого лекарства. Одни из обнаруженных препаратов были слишком токсичными для человека, другие имели слишком слабый эффект. И только к концу этого четырехлетия был получен препарат, получивший название стрептомицин. Еще три года ушло на клинические испытания и подготовку производства. И лишь через четырнадцать лет с начала поиска данный препарат начал применяться для борьбы с туберкулезом и проказой.
— Вот, Илья Ильич! — сказал Пирогов, поставив чайник на блюдце. — Без помощи со стороны вашим американским коллегам потребовалось четырнадцать лет для достижения успеха. Я, знаете ли, верю, что у вас все пройдет значительно быстрее, и уже через три-четыре года вы дадите человечеству лекарство против чахотки. И оно будет вам благодарно. Да-с! А пока не забивайте себе голову ерундой и идите, ложитесь спать. Ваша юная супруга Ольга Николаевна, наверное, вас уже заждалась. Ей-богу, пока еще не поздно, осчастливили бы себя и нас двумя-тремя, а можно и поболее, детишками, ибо велел Господь — плодитесь и размножайтесь. А умным людям, вроде вас, эта заповедь вдвойне полезна, ибо в противном случае на Земле останутся одни дураки.
7 марта (23 февраля) 1878 года.
Константинополь. Дворец Долмабахче.
Генерал-майор и харьковский губернатор Дмитрий Николаевич Кропоткин
Вот так, волею судьбы и государя-императора я оказался в Константинополе, столице нового государства Югороссии. А все началось с того, что я отправил свою дочь Александру в поездку по Европе, дабы девица посмотрела мир и могла получить яркие впечатления от знакомства с мировыми центрами науки и просвещения.
Именно там, во время своего вояжа во Францию, моя дочь Александра познакомилась с неким молодым человеком, который оказался офицером с легендарной эскадры адмирала Ларионова — главы Югороссии. Ну, я все прекрасно понимаю — дело молодое, девушка ищет себе рыцаря без страха и упрека, который служил бы ей и поклонялся ее красоте. Молодость она тем и хороша. Потом пройдет немного времени, и у девушки появится новый поклонник, а старый будет благополучно забыт. А там, глядишь, подвернется жених из приличной семьи, мы с супругой выдадим ее замуж и будем нянчиться с внуками.
Но все оказалось гораздо серьезней. Шурочка, похоже, не на шутку влюбилась в этого Виктора Брюсова. Ее словно подменили. Она уже не желала посещать балы и театры, а сидела тихо дома у окна и о чем-то молча думала. Я попробовал серьезно поговорить с ней о ее будущем, о том, что недалек тот час, когда ей пора будет выйти замуж и покинуть родительский кров. Но она во время нашего разговора вдруг неожиданно разрыдалась, да так, что мне едва ее удалось успокоить. Потом Шурочка призналась, что она любит одного лишь Виктора и ни за кого другого выходить замуж не собирается.
Неожиданно я получил письмо от канцлера Российской империи графа Игнатьева. Николай Павлович вспомнил наших общих знакомых, передал мне от них поклоны и пригласил при случае заглянуть к нему в гости, если я окажусь в Петербурге с оказией. А в конце этого, казалось бы, ни к чему не обязывающего письма была приписка:
Дмитрий Николаевич, я слышал, что Ваша дочь Александра познакомилась в Париже с одним весьма достойным молодым человеком — Виктором Брюсовым. Хочу сообщить Вам, что сей юноша по своему происхождению вполне достоин занять трон одного из европейских государств. Впрочем, об этом я хотел бы переговорить с Вами при личной встрече.
Сказать честно, любезный Николай Павлович весьма меня озадачил, если не сказать большего. Я оставил дочь в покое, а как только по делам службы мне потребовалось посетить Петербург, я немедленно туда отправился, послав записочку графу Игнатьеву с сообщением о своем прибытии. Вечером того же дня я получил от него приглашение отобедать.
Канцлер Российской империи встретил меня как старого друга. Он пригласил меня к столу, который был сервирован на три персоны. На мой немой вопрос — кто еще разделит с нами трапезу — граф лишь таинственно подмигнул мне.
Не успели мы сесть за стол, как дверь в столовую распахнулась, и вошел… сам государь. Он доброжелательно кивнул в ответ на мой поклон и сел за стол. Слуги стали подавать блюда.
Император сам начал разговор, ради которого, собственно, меня и пригласили в Петербург. Для начала он поинтересовался ходом дел в моей губернии, спросил о здоровье супруги и детей — сына Николая и дочери Александры. Я сразу понял, о чем далее пойдет речь. И не ошибся.
— Скажите, Дмитрий Николаевич, — спросил он, — а как вы относитесь к тому, что ваша дочь Александра состоит в переписке с офицером из Югороссии?
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
