— Прошу, — шептала она в тишине ночи, и он с неким подобием улыбки стал приближать своё лицо к её. Его тело заслоняло для Маши свет, создавая тёмное интимное пространство, в тесноте которого она задыхалась от возбуждения. Его губы были уже так близко, как вдруг он стал трясти её за плечи и кричать:
— Синицына! Синицына!
Она медленно выплывала из потока сладостной дремы, пытаясь открыть, как будто налитые свинцом глаза. Её ещё раз тряхнули за плечо и позвали.
— Да, слышу я, — простонала Маша в подушку. Она обнимала её двумя руками, подспудно желая защиты от всех невзгод и проблем.
— Вставайте, и в процедурную, — проскрипел над её головой женский голос.
Да, это точно не Стас.
Она наконец, смогла разлепить веки. Ощущение песка в глазах и грязи во рту вызвали отвращение и Маша поморщилась.
— Фу, — проворчала она, поворачивая голову, пытаясь размять затёкшие мышцы шеи
Чтобы я ещё раз так поздно легла.
У Маши была замечательная привычка, многим казавшаяся дикой. Она старалась ложиться в девять и вставала прямо за рассветом. Она всегда успевала застать в небе розовые краски зари, чувствуя себя бодрой и готовой покорять мир. Ранний подъём дарил возможность насладиться тишиной городского утра, когда моторы машин ещё не заводились, а по асфальту редко можно было услышать цоканье каблуков. Ей нравилось подолгу смотреть на эту пустоту и представлять себя единственным человеком в заброшенной цивилизации.
Но вскоре выходили из подъездов первые жители, разрушая невесомую красоту, и Маша принималась за занятия, которые не смогла доделать вечером, порой просто умирая от усталости.
Маша, помня о требовании медсестры, постаралась не тратить много времени на утренние процедуры, и не обращая внимания на всклоченные после сна волосы, решила только умыться и почистить зубы.
Когда рецепторы на языке ощутили мятный вкус зубной пасты, Маша невольно вспомнила поцелуй Станислава Алексеевича.
Стаса.
Живот всё ещё тянуло, а ноги были ватными. Такой она вчера ушла от него, перечеркнув для себя опасность соблазна поддаться на его опытность и привлекательность, такой она стояла сейчас возле зеркала, вспоминая казавшееся огромным тело, нависающее над ней. Нет, Стас не был огромным, он скорее походил на танцора или боксёра.
Она замедлила движения зубной щёткой, вспоминания его резкий взмах ногой. Её братья занимались Тхэквондо, где удары были не менее высокими, но более размашистыми. Возможно, кикбоксинг или еще какой-то из этих бесконечных диковинных названий боевых искусств.
Чтобы снова не нарваться на раздражающий писклявый голос медсестры, Маша поспешила в процедурную. Тут, конечно, не было ни ласковых прикосновений, ни интимных разговоров. Пухленькая сотрудница судя по бейджику Раиса, делала все быстро и точно, прекрасно зная свои обязанности и не создавая своими действия очереди в коридоре. Маше это было только на руку, она и сама хотела поскорее выбраться из помещения, которое было прямым напоминанием о чуть не совершенной ошибке.
Жаль, что она не свершилась.
Эту постыдную мысль поглотил страх, когда она проходила место, где чуть не произошло убийство. Маша прибавила шаг, чтобы поскорее добраться до палаты.
Надежда и Катя как раз собирались на завтрак.
— Ну, теперь, то мы тебя силком потащим, — заявила со смехом последняя, на что Маша только улыбнулась и кивнула.
— Я не против.
Когда она поняла, что завтрак больше не вызывает ни рвотных рефлексов, ни желания заболеть булимией, то решила что теперь вполне здорова. Это было просто волшебно, чувствовать, что тело не скручивают спазмы адской боли, голова не трещит, а ноги снова готовы пуститься в пляс.
Позже принимая душ, и чувствуя, как тонкое тело омывает тёплая вода, она ощутила себя счастливой. Долго намыливая себя любимым цветочным гелем, а потом, расчёсывая свои длинные шелковистые волосы, она всё время напевала себе под нос мелодию из «Кармен».
Это был очень порочный балет с резкими движениями, скорее походящими на удары ножа, но он ей нравился. Страсть в каждом па и в каждой сильной доле. Это будоражило чувства. Это возбуждало. Она вдруг подумала, что этот спектакль, с его острыми углами и надрывными движениями, напоминал ей Стаса.
Буду называть его Стас, все равно никто не слышит.
Мысли о хирурге, о балете, о влечении к первому и обожанию второго смешивались в единый клубок из тревожных чувств и сильных эмоций. Маша поняла, что интерес к Стасу не угаснет так быстро, как она того желала. Она всегда была привязчивой к людям и предметам искусства. Ей было тяжело начать читать или смотреть что-то новое. А музыкальный плей-лист не обновлялся несколько лет, как и список друзей.
Возможно, пора что-то изменить, для начала перестать фантазировать о молодом враче.
А получится ли?
Глаза Маши все время невольно ловили, проходящих, мимо её палаты, чтобы спрятаться, если заприметят Стаса. О том, что его нет в больнице, она узнала ближе к обеду, когда их с соседками пришла осматривать другой врач. И конечно, Маша была довольна и твёрдо для себя решила, что все к лучшему. Не станет волнений и трепета тела, никто не подвергнет её мечты сомнению и не станет своими поцелуями уносить в чувственный мир нирваны. И неважно, что из-за этого набегали на глаза слёзы, а губы дрожали от внутренних рыданий.
Все к лучшему.
Завтра выписка, и она забудет о привлекательном хирурге, как о страшном, возбуждающем сне.
Возвращаясь с обеда в свою палату, Маша заметила заведующую. Та ходила по этажам, проверяла работу персонала, как будто людям требовалось что-то напоминать или подсказывать. Марина Евгеньевна была важной, гордой птицей, похожей на ворону, которая раздражала персонал своим нелепым карканьем. И как все представители этого вида, предпочитала яркие, привлекающие внимание вещи.
Красный пиджак с рукавами колоколом, белая юбка с бахромой и перламутровые бусы. Возможно, это и выглядело модно, словно дама сошла с обложки журнала «Вог», но Маше казалось безвкусным и вычурным.
Сама она предпочитала спокойные пастельные тона в одежде и в быту, которые не оттеняли ее красоты, а подчёркивали нежный цвет лица, глубокие синие глаза и блеск волос, не тронутых химией.
Это конечно замечали и часто делали комплименты. Правда, осознание собственной красоты к Маше пришло довольно поздно и вызвало немало волнений и сложностей.
С самого детства она танцевала, дружила с Андреем Сальниковым и другими девочками с бальной школы, помогала нянчить двух братьев. Собственная внешность ее не волновала, пока однажды гость в балетной школе не заметил:
— Ба, да у вас тут настоящий самородок. Она просто прелестна, — восхищался заезжий преподаватель из Петербурга, города, известного своими талантами.
