В этот момент Санча, как ей казалось, ненавидела графа. Ненавидела его стройную фигуру, немного суровую, но такую красивую внешность, его властное и высокомерное отношение, но сильнее всего она ненавидела саму себя за то, что ее неудержимо тянуло к нему.
– Прошу вас, уйдите и оставьте меня в покое, – проговорила она тихо, с горечью. – Больше не желаю с вами разговаривать. Отправляйтесь к… к… своей Янине… или как ее там зовут! Я не собираюсь превращаться в одну из ваших наложниц!
Не успела Санча произнести последние слова, как уже пожалела о сказанном. Во-первых, они были какими-то глупыми и наивно-детскими, а во-вторых, граф никогда даже не намекнул на возможность подобной связи, и эти слова в известной мере показывали, какое у нее сложилось мнение о графе. Щеки Санчи пылали, и, видя, как сделалось жестким и непроницаемым лицо графа, ей захотелось, не сходя с места, упасть и умереть. Резче обозначились потянувшиеся к уголкам губ складки, и сперва Санче показалось, что он ответит какой-нибудь грубостью, скажет какие-то ужасные слова, но граф промолчал. Он лишь холодно посмотрел на нее голубыми глазами, повернулся на каблуках и удалился…
Глава пятая
Как она провела остальную часть вечера – да и весь оставшийся конец недели, – Санча толком не помнила. К ее огромному облегчению, дядя и тетя вскоре выразили желание уехать домой, и хотя Антонио проводил Санчу до машины, ему не удалось договориться о следующем свидании, о чем он, безусловно, втайне мечтал.
Супруги Тессиле были весьма довольны вечером и не находили странным упорное молчание Санчи, вероятно, предположив, что она просто устала, и девушка использовала этот предлог, чтобы при первой же возможности удалиться к себе в спальню.
Воскресенье прошло тихо и спокойно; Санча загорала и купалась, и ее поведение ничем не отличалось от обычного. Но она очень обрадовалась, когда наконец наступил понедельник и можно было углубиться в работу и выбросить все прочее из головы.
Статью о графе Малатесте планировалось запустить в печать через две недели, и Санча передала Эдуардо первый набросок утром во вторник.
Статья ему очень понравилась, и, за исключением некоторых незначительных поправок, он одобрил ее полностью. Затем нужно было поговорить с редактором рубрики, отобрать с Тони нужные для публикации фотографии и составить к ним подписи. В результате Санче пришлось работать до позднего вечера, сверх обычных редакционных часов.
Однако в среду, после трех бессонных ночей, Санча поняла, что так дальше не пойдет и нужно как-то с графом разобраться.
В начале недели она старалась убедить себя, что по-настоящему расслабиться ей мешает чрезмерная концентрация на будущей статье, но в то же время в глубине души она знала, что это самообман. В последующие дни даже интенсивная работа не могла заглушить терзавшую ее душевную боль.
Тогда на вечере она вела себя ужасно, и этому нет оправдания. Было необходимо что-то предпринять, даже если бы ей пришлось унизиться, как еще никогда в жизни. Ведь, в конце концов, сказала себе Санча, после безуспешных попыток найти веский аргумент, который бы заставил ее отказаться от намерения съездить во дворец, граф может из-за нее изменить свое мнение относительно публикации статьи, может отозвать свое согласие и что тогда?
В среду в обеденный перерыв Санча наняла моторную лодку и попросила доставить ее к «Палаццо Малатеста». Лодочник с нескрываемым удивлением взглянул на нее. В желтых в обтяжку брюках и короткой блузке, не прикрывавшей среднюю часть тела, она меньше всего походила на человека, достойного посещать палаццо, однако он воздержался от комментариев, а лишь улыбнулся, с явным удовольствием любуясь очаровательным зрелищем.
Большие стекла солнечных очков не только защищали от яркого света глаза Санчи, но и скрывали видимые вокруг них следы усталости и переживаний.
Когда они достигли дворцовой пристани, Санча попросила лодочника подождать, и тот, добродушно кивнув, пристроился на корме, где, надвинув шляпу на глаза, приготовился соснуть.
Санча пересекла поросший мохом внутренний дворик и потянула за тяжелую цепочку, соединенную где-то внутри с колокольчиком. Как и в прошлый раз – в ответ ни звука, тогда она громко постучала дверным молотком.
Дверь в конце концов отворил, зевая, Паоло, недовольный тем, что нарушили его послеобеденный покой.
– Да, синьорина? – сказал он, явно не ожидавший увидеть ее в качестве непрошеного гостя.
Санча с трудом проглотила застрявший в горле комок.
– Э-э… граф… он дома?
– А он вас ждет, синьорина?
– Не… Нет, не ждет, – после некоторого колебания проговорила Санча.
– Возможно, следует предварительно условиться о встрече, синьорина… – начал Паоло, с сомнением глядя на девушку.
– Граф дома? – решительно повторила она, сопровождая вопрос жестом нетерпения.
– Да, синьорина, – вздохнул Паоло, – граф у себя, но он работает.
– Понимаю, – прикусила губу Санча. – Но спросите, по крайней мере, не согласится ли он меня принять.
Паоло пожал плечами, его голова по-прежнему напоминала Санче бильярдный шар.
– Хорошо, синьорина. Пожалуйста, подождите, – заявил он и, наполовину притворив дверь, поднялся по лестнице.
Подчиняясь какому-то внутреннему порыву, Санча, приоткрыв дверь, заглянула в темный зал. В лицо пахнул тот же отвратительный промозглый запах, как и в прошлый раз, и Санча с неодобрением поморщилась.
Она уже было подумала, что о ней забыли, когда Паоло показался на верхней площадке и, спустившись в вестибюль, с сожалением покачал головой.
У Санчи мучительно сжалось сердце, и Паоло произнес слова, которых она больше всего боялась:
– Мне жаль, синьорина, но граф поручил мне передать вам, что он очень занят и что, если речь идет о статье, касающейся его книги, то лучше всего связаться с ним по почте.
Санча с беспомощным видом смотрела в бесстрастное лицо Паоло.
Разумеется, произошло именно так, как она и ожидала, но сдаваться безропотно она не собиралась.
– Речь идет не о книге, – проговорила она. – Вопрос сугубо личного характера. Так и передайте графу.
– Граф занят, синьорина… – вновь нахмурился Паоло.
– А мое дело очень важное и не терпит отлагательств! – горячо воскликнула Санча. – Будьте добры, передайте ему то, что я сказала!
Поколебавшись, Паоло пожал плечами и пошел назад к лестнице.
Подождав, пока он не скрылся из вида, Санча прошмыгнула в темный зал. Она уж преодолела половину ступеней, когда из двери вышел Паоло. Ему потребовалось меньше половины того времени, которое он потратил в первый раз, и на лестнице негде было спрятаться.
– Синьорина, – крикнул он строго, – что вы здесь делаете?
