Тысяча пятьсот
Как только срыв — сразу ручку на себя. На себя…
Тысяча семьсот. Тысяча девятьсот. Две сто…
Князь поднял руку и Васильченко — он тоже смертельно рисковал, стоя у самого призрачного диска, моментально повторил его жест. Сейчас все зависит от синхронности действий трех человек…
— Две триста!
Князь крикнул это во весь голос — и воентехники Васильченко, словно услышав его, махнул рукой и ничком упал на бетон. Самолет дернулся, освободившись от стопора, словно норовистая лошадь — и капитан моментально отдал ручку, регулирующую шаг винта назад, парируя желание самолета опрокинуться вперед, на винт. И с чувством восторга убедился в том, что самолет выпрямился и его неудержимо влечет вперед…
Давно он так не взлетал. Без рулежки. Безо всего.
Непрогретый движок работал чуть громче, чем должно было быть — но это влияет всего лишь на ресурс, а не на способность взлететь. Самолет слегка тряхнуло на стыке бетонных плит, потом еще раз — но скорость неудержимо росла. Город неудержимо надвигался — пыльный, чужой, опасный…
Двести двадцать!
Ручку на себя — и нос самолета отрывается от земли. По правилам, нужно держать высоту один метр, пока скорость не возрастет до двухсот семидесяти, иначе есть угроза срыва самолета в штопор, смертельный на такой высоте — но делать нечего. Самое страшное — это когда нос самолета уже смотрит в небо, но ты чувствуешь, что тяги для отрыва-то от земли хватило, а вот для набора высоты не хватает, и самолет просто не тянет. И ты со страхом ждешь — либо срыв и самолет просто провалится вниз, ему не хватил подъемной силы, либо — винтом чиркнет по крышам домов и — катастрофа. Никто и никогда так не пробовал взлетать — в сторону города, если и взлетали — то с запасом по разбегу и — в сторону моря.
И все-таки взлетел. Взлетел!
— А-х-а-а-а-а-а!!!!
И синее небо — без края над головой. Взлетел!
Чуть выровняв самолет — скорость была уже двести тридцать и медленно, но устойчиво росла — Шаховской осмотрелся, пытаясь понять — где он, получалось, что он шел над соляными полями по самой кромке залива — тут были поля, на которых добывали соль — и шел он в сторону аденского нагорья, мрачно высившегося неподалеку. Город Аден вообще, по сути, стоял на нагорье, а частью — в огромном кратере давно потухшего вулкана. Поэтому выражение «Мы здесь как на вулкане» именно здесь — не лишено было смысла…
С первым разворотом он рисковать не стал, дождался установленной правилами скорости и начал выполнять. С непривычки слишком сильно отработал рукояткой — и самолет шарахнулся в сторону словно лошадь, которую лошадник ожег кнутом. Автоматически парировал — но все равно было неприятно, так пилотировать нельзя. На БШ-2 ручка куда тяжелее, вот и привык на штурмовике — бомбовозе летать. Надо переучиваться и прямо сейчас.
Осмотрелся по сторонам — по секторам никого не было, все чисто. Оно и понятно — аэропорт для полетов закрыт как минимум до завтрашнего дня. Непривычно и даже страшновато лететь, чувствуешь себя голым — на его «Раме» кругом броня, а тут фонарь как на истребителе, стекло, правда, толстое — но все же. Сделал пару легких упражнений, чтобы свыкнуться с самолетом и почувствовать его, стать его продолжением. Разворот без скольжения — отлично, шарик остался на месте. Еще один разворот, уже со скольжением, так… отличненько!
Петлю Нестерова делать не стал — потому что его ждут, да и не приспособлен сорок третий под такие петли. Сектор ответственности он знал идеально, штурмовики летали именно над землей. Сбавив скорость до двухсот пятидесяти пяти и затяжелив винт, князь уверенно повел своего стального коня в сектор где его ждала беда…
Место боя он увидел почти сразу, едва перевалив хребет и пойдя на север, едва не царапая крыльями пики гор. Уже километров в трех он увидел, что помощь опоздала — в ущелье что-то горело, фигурки людей и лошадей, разорванных минометным огнем, странным диссонансом вписывались в камни и чахлую зелень ущелья. Кто-то был жив, были и лошади, видимо сбросившие седоков — но живых было до ужаса мало. Заходя на разворот с набором, высоты князь обернулся, на мгновение охватил взглядом все ущелье — и понял, что погибших и искалеченных будет никак не меньше тридцати душ. Давно такого не было…
Чего они машут…
Двое или трое махали руками, возможно из последних сил, показывая на восток. Что обстреляли оттуда?
Сейчас разберемся…
Увеличив скорость до двухсот восьмидесяти, капитан пошел на восток, он чуть набрал высоту и снова перешел в горизонтальный полет. Из кабины сорок третьего обзор лучше, чем из его Рамы, в том числе и вниз.
Вот они!
— С. и!!!!
Князь ничуть не сомневался, что они — больше некому. Два грузовика на тропе, один кажется, подбит, чуть ли не над пропастью колесом висит. Грузовики явно не армейские, хотя на одном… пулемет что ли. И эти… как крысы расползлись…кто на дороге, за грузовиками прячется, кто уже на склоне, а там что? Гранатомет?
Ах, так вы еще и стреляете… Тогда явно муртазаки.
Увидев заходящий на них с запада штурмовик, муртазаки переполошились и сделали одну ошибку, но смертельную. На дороге непонятно, кто и что, штурмовик на месте висеть, чтобы рассматривать не может, на такой скорости все смазано. Может свои, может беженцы, может купцы какие от засады отстреливаются — мало ли? Но если огонь по самолету открыли — тут уж явно чужие, бандиты, и никаких вопросов на этот счет быть не может. А сбить из ручного огнестрельного оружия атакующий штурмовик— это уже из области фантастики…
Бомб не было — но были пулеметы, авиационные, скорострельные. Заходя на вираж — он решил набрать высоту и потом атаковать пологим пикированием — князь сбросил стопоры пулеметов, приводя их в боевую готовность, перешел в пологое, под сорок пять градусов пикирование, впился глазами в коллиматор.
Пошла, родимая…
Самолет знакомо задрожал, в прицеле надвигалась чужая, пыльная и бесплодная земля, перепахиваемая сразу четырьмя крупнокалиберными пулеметами. Каждая пуля весила сорок с лишним граммов, при попадании в землю на этом месте образовывался такой султанчик земли, типа микровзрыва. При попадании в машину было видно, как в кабине, в кузове одна за другой появлялись рваные дыры. Когда же пуля калибра двенадцать и семь врезалась в человека — на этом месте появлялось красное облачко и в разные стороны летели куски человеческой плоти.
Штурмовик чертом промчался над обездвиженными машинами, израсходовав примерно треть боезапаса, на развороте князь на мгновение обернулся и с удовлетворением отметил, что один из автомобилей уже занимается дымным, чадным пламенем.
Вот так вот… как казаков издалека расстреливать так это нормально — а вот теперь своего же кушанья и отведайте!
В оппозиционной прессе шла дискуссия о том, морально или нет применять в ходе замирения Востока штурмовики, танки, артиллерию, в том числе и корабельную. Нормально ли это — расстреливать, например обнаруженную с воздуха колонну конных бандитов, заведомо зная, что они не могут ничем ответить. Война ли это — или все же военное преступление, преступление против человечности, требующее суда?
