Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
Кино становится чуть более реалистичным зеркалом социально-психологических общественных процессов только после развенчания культа личности Сталина, в период хрущевской оттепели, но цензура по-прежнему управляла экранным образом жизни советского человека.
С конца 1950-х в фильмы просачивается новый тип героя, ознаменовавший начало сепарационных процессов. Это тоже мало похоже на нарциссический бунт Запада. Тем не менее слияние начинает ослабевать, и из общей массы дифференцируется новое, проснувшееся поколение.
Героем «оттепели» становится подросток, юноша, который символизирует новое поколение, действующее не по указке сверху, а ищущее собственный путь. Ключевые вопросы, которыми задается герой-шестидесятник: куда я иду? чего я хочу?
Всеволод Коршунов называет этот тип героя прометеевским – с пламенным взглядом и горячим сердцем, он готов брать ответственность, действует по принципу «кто, если не я». Главное слово героя-шестидесятника – совесть, он живет «по совести».
Таков Василий Губанов – главный герой фильма «Коммунист» Юлия Райзмана. Да и в военной, казалось бы, картине «Летят журавли» Михаила Калатозова сама война – это скорее повод для разговора о внутренней психологической драме «проснувшегося» человека.
Однако сепарация неизбежно должна пройти через фазу обесценивания родителя – путь из роли ребенка во взрослую жизнь лежит через подростковый возраст с его бунтом и разрушением идеализированных образов матери и отца. Это абсолютно противоречит принципам существования тоталитарного государства, поэтому стремительно начавшаяся сепарация вскоре превращается в вялотекущий невроз.
Очень символичной в этом смысле стала судьба «Заставы Ильича» Марлена Хуциева. Фильм рассказывает о трех друзьях – молодых ребятах, которые ищут свой путь в жизни, задаются вопросами о ее смысле, рассуждают о будущем. Фильм был готов в конце 1962 г., однако вышел на экраны только в 1965-м под названием «Мне двадцать лет» после значительных правок, и лишь в конце 1980-х была восстановлена его первоначальная версия. Дело в том, что его первая версия не прошла цензуру. Хрущева просто разъярила метафорическая сцена разговора Сергея с погибшим на фронте отцом. В ней 23-летний Сергей спрашивает совета, как ему жить, а отец отвечает, что ему всего 21 год (он погиб на фронте в этом возрасте): «Как я могу тебе советовать?» Такой ответ возмутил Хрущева:
Даже наиболее положительные из персонажей фильма – трое рабочих парней – не являются олицетворением нашей замечательной молодежи. Они показаны так, что не знают, как им жить и к чему стремиться. И это в наше время развернутого строительства коммунизма, освещенное идеями Программы Коммунистической партии! ‹…› И вы хотите, чтобы мы поверили в правдивость такого эпизода? Никто не поверит! Все знают, что даже животные не бросают своих детенышей. Если щенка возьмут от собаки и бросят в воду, она сейчас же кинется его спасать, рискуя жизнью. Можно ли представить себе, чтобы отец не ответил на вопрос сына и не помог ему советом, как найти правильный путь в жизни?[16]
В отредактированной версии фильма отец отвечает: «Я тебе завещаю Родину, и моя совесть до конца чиста перед тобой».
Так начавшаяся было психологическая сепарация нового поколения скукоживается, энергия развития и индивидуации блокируется, коллективные интересы снова довлеют над личными, а психологический рост, прерванный интроекцией[17], превращается в вялотекущий хронический невроз. Это очень важная точка, к которой мы еще вернемся в главе 5, где описаны механизмы формирования невроза.
В итоге неудавшейся попытки сепарации мы получаем невротическое поколение 1970-х. Всеволод Коршунов поэтически и точно характеризует этот процесс так: «Пламенный взгляд прометеевского героя потускнел, а сам он скукожился».
Таким образом, типичный герой-семидесятник – это уставший, разочаровавшийся, сдавшийся, издерганный невротик, который бежит свой бесконечный «осенний марафон». Ключевое слово героя-семидесятника – «нервы». Писатель из «Сталкера» Андрея Тарковского выражает этот феномен своего времени:
У меня нет совести. У меня есть только нервы. Обругает какая-нибудь сволочь – рана. Другая сволочь похвалит – еще рана. Душу вложишь, сердце свое вложишь – сожрут и душу, и сердце. Мерзость вынешь из души – жрут мерзость.
Этот герой оставил любые попытки что-то изменить, разочаровался и опустил руки, в нем не осталось ни жизненной энергии, ни веры в светлое будущее. Он олицетворяет собой типичного среднестатистического жителя Советского Союза 1970-х.
Яркий пример хронического невротика в советском кино – герои Андрея Мягкова в фильмах Эльдара Рязанова. У героя Олега Янковского в «Полетах во сне и наяву» есть очень символическая поза – он сворачивается в положение эмбриона, то есть сдается, прячется от жизни, отказывается от мифологического путешествия. В «Отпуске в сентябре» все пропитано невротической феноменологией с депрессивными нотами: жизнь застыла, стала рутинной, скучной и однообразной, превратилась в болото, в ней больше нет новизны и ничего не возбуждает. Светлое будущее не наступит, ничего не изменится, от тебя ничего не зависит, остается просто рутинно существовать, выполняя привычные действия, спасаясь от скуки выпивкой и бессмысленными романами. Это типичная невротическая феноменология (невротическому герою посвящены главы 4 и 5).
Властный родитель в лице Партии не дает ребенку (народу) пройти процесс взросления и поиска своего, индивидуального пути, поскольку это противоречит устоям тоталитарного режима. В итоге остановленный рост превращается в невроз, а сепарационная агрессия, которая не может быть реализована по назначению, частично находит выход в диссидентском движении, а по большей части трансформируется в пассивно-агрессивные, теневые формы. Одно из проявлений пассивной агрессии – это цинизм, который одновременно является верным симптомом выгорания.
В итоге в 1970-е гг. в кино появляется еще один тип героя, который продолжает свой путь на экранах и в 1980-е – «деловой человек», циник и прагматик, зачастую приспособленец. Этот образ уже ближе к нарциссической тенденции, поскольку отражает ее суть: внешний успех важнее отношений и близости.
Воплощение нового героя – Самохвалов в «Служебном романе». Циничный, использующий отношения исключительно в функциональных целях, он, с одной стороны, приспосабливается к системе, но на самом деле ловко подгоняет ее под себя. У него есть квартира, машина, модная одежда, импортные сигареты, он на хорошем счету в обществе (правда, в «Служебном романе» – до поры до времени) – эдакий нарцисс советского разлива.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
