Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
Поевши, Скшетуский сказал:
— Сударыня! Tempus fugit[29], вот-вот и на коней сядем, но прежде чем от всего сердца поблагодарить за гостеприимство, хотел бы я об одном важном деле с вашей милостью, сударыня, и с их милостями, сыновьями твоими, доверительно переговорить.
На лице княгини изобразилось удивление; она поглядела на сыновей, на посла и на пана Лонгина, словно бы по их виду собираясь угадать, о чем речь, и с некоторою тревогой в голосе сказала:
— Покорная слуга вашей милости.
Посол хотел удалиться, но она ему не позволила, а сама с сыновьями и наместником перешла в уже известные нам, увешанные доспехами и оружием сени. Молодые князья расположились в ряд за спиною матери, а она, стоя перед Скшетуским, спросила:
— О каком же деле, ваша милость, говорить желаешь?
Наместник быстро, почти сурово, поглядел на нее.
— Прости, сударыня, и вы, молодые князья, что противу обычая, вместо того чтобы через достойных послов действовать, сам в деле своем ходатаем буду. Увы, другой возможностью не располагаю, а раз чему быть, того не миновать, то без долгого кунктаторства представляю вашей милости, сударыня, и вашим милостям, как опекунам, мою покорную просьбу — соблаговолить княжну Елену мне в жены отдать.
Если бы в минуту эту, в зимний этот день, молния ударила в майдан Разлогов, она бы произвела на княгиню с сыновьями впечатление меньшее, чем слова наместника. Какое-то время они с изумлением глядели на гостя, а тот, прямой, спокойный и на удивление гордый, стоял перед ними, словно бы не просить, но повелевать намеревался. Не зная, что ответить, княгиня принялась спрашивать:
— Как это? Вам, сударь? Елену?
— Мне, любезная сударыня. И это мое твердое намерение!
С минуту все молчали.
— Жду ответа вашей милости, сударыня.
— Прости, милостивый государь, — ответила, несколько придя в себя, княгиня, и голос ее стал сух и резок. — Просьба такого кавалера — честь для нас немалая, да только ничего из этого не получится, ибо Елену обещала я уже другому.
— Однако подумай, сударыня, как заботливая опекунша, — не будет ли это против воли княжны и не лучше ли я того, кому ты ее, сударыня, обещала.
— Милостивый государь! Кто лучше, судить мне. Возможно, ты и лучше, да нам-то что, раз мы тебя не знаем.
На эти слова наместник выпрямился еще горделивей, а взгляды его сделались ножа острее, хотя и оставались холодными.
— Зато я знаю вас, негодяи! — рявкнул он. — Хотите кровную свою мужику отдать, лишь бы он вас в незаконно присвоенном имении оставил…
— Сам негодяй! — крикнула княгиня. — Так-то ты за гостеприимство платишь? Такую благодарность в сердце питаешь? Ах, змей! Каков! Откуда же ты такой взялся?
Молодые Курцевичи, прищелкивая пальцами, стали на стены, словно бы выбирая оружие, поглядывать, а наместник воскликнул:
— Нехристи! Прибрали к рукам сиротское достояние, но погодите! Князь про это уже завтра знать будет!
Услыхав такое, княгиня отступила в угол сеней и, схватив рогатину, пошла на наместника. Князья тоже, похватав кто что мог — саблю, кистень, нож, — окружили его полукольцом, дыша, как свора бешеных волков.
— Ко князю пойдешь? — закричала княгиня. — А уйдешь ли живым отсюда? А не последний ли это час твой?
Скшетуский скрестил на груди руки и бровью не повел.
— Я в качестве княжеского посла возвращаюсь из Крыма, — сказал он, — и ежели тут хоть одна капля крови моей будет пролита, то через три дня от места этого и пепла не останется, а вы в лубенских темницах сгниете. Есть ли на свете сила, какая бы вас могла спасти? Не грозитесь же, не испугаете!
— Пусть мы погибнем, но подохнешь и ты!
— Тогда бей! Вот грудь моя.
Князья, предводительствуемые матерью, продолжали держать клинки нацеленными в наместникову грудь, но видно было, что некие незримые узы не пускали их. Сопя и скрежеща зубами, Булыги дергались в бессильной ярости, однако удара никто не наносил. Сдерживало их страшное имя Вишневецкого.
Наместник был хозяином положения.
Бессильный гнев княгини обратился теперь в поток оскорблений:
— Проходимец! Мелюзга! Голодранец! С князьями породниться захотел, так ничего же ты не получишь! Любому, только не тебе, отдадим, в чем нам и князь твой не указчик!
На что пан Скшетуский:
— Не время мне свое родословие рассказывать, но полагаю, что ваше княжеское сиятельство преспокойно могло бы за ним щит с мечом таскать. К тому же, если мужик вам хорош, то уж я-то получше буду. Что же касается достатков моих, то и они могут с вашими поспорить, а если даром Елену мне отдавать не хотите, не беспокойтесь — я тоже вас оставлю в Разлогах, расчетов по опеке не требуя.
— Не дари тем, что не твое.
— Не дарю я, но обязательство на будущее даю и в том ручаюсь словом рыцарским. Так что выбирайте — или князю отчет по опеке представите и от Разлогов отступитесь, или мне Елену отдадите, а имение удержите…
Рогатина медленно выскальзывала из княгининых рук и наконец со стуком упала на пол.
— Выбирайте! — повторил пан Скшетуский. — Aut pacem, aut bellum![30]
— Счастье же, — несколько мягче сказала Курцевичиха, — что Богун с соколами уехал, не имея желания на ваших милостей глядеть; он уже вечор что-то заподозрил. Иначе без кровопролития не обошлось бы.
— Так ведь и я, сударыня, саблю не для того ношу, чтобы пояс оттягивала.
— Да разве гоже такому кавалеру, войдя по-доброму в дом, так на людей набрасываться и девку, словно из неволи турецкой, силой отбирать.
— А отчего же нет, если она в неволе холопу должна быть продана?
— Такого, сударь, ты про Богуна не говори, ибо он хоть родства и не знает, но воин прирожденный и рыцарь знаменитый, а нам с малолетства известен и как родной в доме. Ему девку не отдать или ножом ударить — одна боль.
— А мне, любезная сударыня, ехать пора, поэтому прощения прошу, но еще раз повторяю: выбирайте!
Княгиня обратилась к сыновьям:
— А что, сынки, скажете вы на столь покорнейшую просьбу любезного кавалера?
Булыги поглядывали друг на дружку, подталкивали один другого локтями и молчали.
Наконец Симеон буркнул:
— Велишь бить, мати, так будем, велишь отдать девку, так отдадим.
— Бить — худо и отдать — худо.
Потом, обратившись к Скшетускому, сказала:
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
