Женщина тем временем, похоже, закончила красть и теперь двигалась значительно медленнее, и казалась более бледной.
«Она устала?»
— Конрад, ты видишь кого-то ещё? — поинтересовался Себастьян. — Насколько мне известно, такие, как ты, страдают от бреда и галлюцинаций…
Его «галлюцинация» в это самое мгновенье подслушивала тихий разговор Мёрдока и Николая в другом конце комнаты.
— От него несёт кровью и грязным телом, — сказал Николай. — Он может поправляться, но со стороны этого не заметно. Если нам когда-либо придётся отстаивать наш план…
В мгновение ока она метнулась к кровати и оказалась подле Конрада.
— Это правда, вампир? — выдохнула девушка прямо на ухо Конраду. На этот раз она говорила значительно быстрее, почти нормально. Ещё он заметил лёгкий французский акцент. — Ты воняешь, dément? Я не чувствую запахи. Но это вполне вероятно… учитывая, насколько ты грязный.
Конрад внезапно осознал, что всё его лицо измазано запёкшейся кровью и грязью, а волосы слиплись и свалялись. Dément. Это то, каким она его видит? Сумасшедший, на которых обычно не обращают внимания? Или, что ещё хуже — жалеют? Таким он ей представляется.
Грязный, не имеющий сексуального опыта безумец.
Она видела, как он харкал кровью. Видела ли она, как он бездумно бился головой о стену? Проклятье, эта ясность мыслей всё меньше и меньше ему нравилась! Конрад снова жаждал забвения. Гораздо проще погрязнуть в забвении, ненавидеть и, не задумываясь, причинять боль…
Однако женщина, находившаяся рядом с ним, надёжно, словно якорь, привязала его к реальности.
— Они должны выкупать тебя, — сообщила призрак своим шелестящим голосом, перебивая Себастьяна, заговорившего одновременно с ней.
— Отдыхай, Конрад. Галлюцинации исчезнут прежде, чем ты…
— Оставьте меня! — рявкнул вампир, обрывая брата на полуслове. Он едва не ляпнул: «Оставьте нас!»
Призрачная женщина отпорхнула прочь от него и принялась собирать украденные у братьев вещи, чтобы, вероятно, куда-то перенести.
«Нет, я не тебя имел ввиду!» — только и успел подумать Конрад.
Однако она уже исчезла, и лишь одинокий розовый лепесток, оставшийся лежать на кровати, напоминал о её существовании. Конрад осторожно подвинулся, желая прикоснуться к нему, но лепесток поблёк, а затем и вовсе испарился.
Вампир беспокойно заёрзал в кровати, раздражённо сражаясь со своими путами.
«Хочу, чтобы она была здесь».
— Ладно, мы уйдём, — сказал Себастьян, поднимаясь. — Позови, если что-то понадобится — или, если решишь всё-таки попить.
И братья удалились, оставив его одного в тёмной комнате.
— Ты не видел мой телефон? — спросил Николай у кого-то из них на выходе.
И прежде чем Конрад смог обдумать, почему его до такой степени расстроило исчезновение призрачной незнакомки, чужие воспоминания клокочущим потоком заполонили его разум, словно в его голове забил фонтан.
Конрад никогда не убивал достойных людей. Его жертвами на протяжении многих лет становились лишь те, кто был даже большим чудовищем, чем он сам. И от их жутких воспоминаний, ставших теперь его собственными, вампира пробирал озноб.
Он видел сцены пыток, которых никогда никому не причинял, душераздирающие картины убийств женщин и детей, которых не совершал. Их остекленевшие, потухшие глаза взирали из прошлого прямо на него, заглядывали ему в душу — хотя это не он отнял их жизни.
Эти воспоминания нещадно преследовали Конрада, требовали, чтобы он снова и снова переживал эти моменты. И они не отступят, пока окончательно не сведут его с ума.
Только вот его рассудок расшатан до такой степени, что ему уже нечего терять.
Глава 8Наоми всегда в изрядной степени была открыта для окружающих, не скрывала своей сексуальности, не стыдилась ни тела, ни взглядов. Однако и в её шкафу со скелетами хранилось два маленьких грязных секрета.
Одним из секретов Наоми была её склонность брать и присваивать чужие необычные вещи.
Вот и последние свои приобретения она принесла в комнату, скрытую за потайной готической дверью, и выложила рядом с остальными трофеями на экспозиционном столике. Здесь лежали все её маленькие сокровища и безделушки, позаимствованные у разных владельцев поместья и собранные девушкой за многие годы.
Столешница уже почти полностью была заставлена. Так что в скором времени для этих целей придётся использовать и кофейный столик. Учитывая, что люди жили в Эланкуре лишь треть её загробной жизни, добыча Наоми могла считаться весьма неплохой.
«Что ж, надо признать, я, действительно, склонна к воровству», — думала Наоми, разглядывая свои сокровища.
Как правило, девушка присваивала не какие-то ценные вещи, а разные мелочи, которые ей были интересны. В её коллекции значились работающий от батарей телевизор с давно севшими батареями, новомодный бюстгальтер, граммофон, а также упаковка презервативов, за которые в двадцатые годы Наоми готова была бы отдать любые деньги.
Здесь также лежали спичечные коробки и дублоны, оставшиеся после празднования Марди Гра[23], леденец, который Наоми не суждено было съесть, и около дюжины баллончиков с краской, конфискованных у бесчисленных юных вандалов, посещавших Эланкур.
Наоми обычно встречала их стуком дверей, заставляла взлетать в воздух чехлы с мебели, а сухие листья кружиться вихрями, после чего les artistes[24]граффити, намочив в штаны и побросав свои баллончики с краской, задавали стрекача. Этот дом принадлежал Наоми, в нём заключался весь её мир. И она не желала до конца своих дней лицезреть эти дурно состряпанные произведения «искусства».
Словно сорока, которая тащит всё в гнездо, девушка собирала самые разные вещи и приносила их в своё тайное убежище. Когда-то эта комната была танцевальной студией, с деревянным паркетным полом, зеркалами во всю стену и станками для упражнений. За прошедшие годы здесь почти ничего не изменилось. Разве что повсюду появились стопки газет, да зеркала претерпели кое-какие изменения, чтобы лучше соответствовать новому внешнему виду Наоми. Проще говоря, она их все разбила.
