— Мне было скучновато в Лондоне, малыш, вот я и подумал, что, может быть, я вам нужен. И, насколько я вижу, так оно и есть.
— Что ты имеешь в виду? — резко спросил я.
Я заметил, что Говард покачал головой и уставился в узенькое окошко экипажа, как будто продолжение разговора его не касалось. Ему, однако, не удалось в полной мере скрыть свою нервозность.
— Ничего, — ответил Рольф. — Так просто, ляпнул что зря.
Но я достаточно хорошо знал, что он имел в виду. Моя уже заметно отросшая щетина, должно быть, сильно контрастировала с общим ухоженным видом. Но не мог же я рассказать моим спутникам, почему в последние дни я упорно уклонялся от разглядывания себя в зеркале? Они абсолютно ничего не знали о моей панической боязни еще раз столкнуться с тем безумием, ледяное дыхание которого я уже один раз почувствовал.
— Тебе не следовало сюда приезжать, — сказал я холодно.
Мне с трудом удалось придать своему голосу безразличные интонации. Внутри меня буквально все кричало, призывая как можно быстрее отправляться на поиски Присциллы, а не вести эти бессмысленные разговоры. Она была в опасности, и каждая минута, потраченная на пустую болтовню, могла оказаться роковой. У меня имелись кое-какие догадки, где ее искать, и нужно было немедленно этим заняться, прямо сейчас!
— А как вообще обстоят твои дела? — спросил я, чтобы сменить тему.
Рольф пожал плечами:
— Потихонечку прихожу в себя. Мэри, надо сказать, хорошо за мной ухаживала.
После всего того, что произошло в Дернессе, Мэри Уинден не решилась вернуться в свой родной город. Она с помощью знакомых вывезла оттуда дочь и нашла пристанище у Говарда.
Рольф, с еще незажившими ожогами, остался вместе с Мэри в Лондоне, тогда как я — к удивлению всех — внезапно уехал. Говард, однако, немедленно последовал за мной. А теперь он вызвал сюда еще и Рольфа, явно для того, чтобы получше контролировать меня. Мне в подобной ситуации не оставалось ничего другого, кроме как сделать хорошую мину при плохой игре. Нельзя было допустить, чтобы они узнали, с какой целью я приехал сюда.
Особенно Говард…
Он высунул голову в окошко и что-то крикнул кучеру. Раздалось щелканье кнута, и экипаж, вздрогнув, медленно тронулся.
— Что это значит? — спросил я Говарда. — Я думал, ты хочешь со мной поговорить. Мы никуда не договаривались ехать.
Говард кивнул.
— Ты прав, Роберт. Но, как я слышал, тебе нужно в Лоугрин. Надеюсь, ты будешь не против, если мы поедем с тобой, — он чуть заметно улыбнулся. — В компании приятней путешествовать.
Это прозвучало не как вопрос, меня поставили перед фактом. Конечно же, у меня было очень много причин воспротивиться этому, но тогда у Говарда возникло бы еще больше подозрений. К тому же, гораздо приятнее ехать в экипаже, чем идти пешком.
— Почему вы никак не оставите меня в покое? — спросил я мрачно.
У Говарда на лице снова появилась легкая улыбка.
— Мы бы с удовольствием оставили тебя в покое, Роберт. Однако боюсь, что ты опять столкнулся с чем-то необычным, — он слегка покачал головой. — Что-то, существующее в тебе самом, не дает тебе покоя и это что-то подвластно темным силам и будоражит твою душу. Тебе следует посмотреть на себя в зеркало. Ты выглядишь просто ужасно.
Я вздрогнул. Не от страха перед упомянутыми Говардом темными силами, а от мысли о том, что мне надо взглянуть в зеркало. Мне казалось, что я там могу увидеть что угодно, но только не самого себя.
— Что-то случилось? — вмешался Рольф. — Ты вдруг так побледнел.
Я с трудом смог отрицательно покачать головой. У меня на лбу проступил пот. Несмотря на это, я ощутил сильный озноб.
— Ничего, — пробормотал я. — Ничего… такого.
Говард кивнул.
— Да, и вот именно из-за этого ничего такого мы в ближайшие дни не отойдем от тебя ни на шаг. До тех пор, пока это ничего такого не исчезнет, или…
Он не договорил, но я и так понял, что он имел в виду. Предстояла борьба с какой-то — пока еще неведомой — силой, и я смогу победить только в том случае, если Говард будет мне помогать.
Однако я уже убедился, что от Говарда было не так уж много толку в борьбе против сил, преследовавших нас в недавнем прошлом. Он не был колдуном и не обладал магическими способностями, которые мог бы применить против сил, с которыми он время от времени сталкивался.
А тому, что я затеял, он, несомненно, будет всячески противиться.
Когда мы доехали до Лоугрина, уже не было видно ни зги. Вдоль дороги тянулись серые призрачные клубы тумана, и я почувствовал, что влага проникает внутрь экипажа и пропитывает нашу одежду.
За все время поездки мы практически не разговаривали. Мне не очень нравилось ехать сейчас, в надвигающихся сумерках, с двумя этими людьми. С одной стороны, меня многое с ними связывало, но с другой — теперь я их воспринимал чуть ли не как своих врагов. Я все время ожидал, что Говард спросит меня о том, кого или что я, собственно, ищу. Он, однако, либо это уже знал, либо чувствовал, что я не стану отвечать на его вопрос.
Для меня было очевидным, что он не допустит, чтобы я вступил в какой-либо контакт с Присциллой. Он, безусловно, сделал все возможное, чтобы изолировать ее. Он знал о моем чувстве к ней, а еще о том, какую опасность для меня — и для всех нас — она представляла. Но все эти умозаключения основывались на логике. Что мог такой человек, как Говард, знать о любви?
Экипаж подъехал к небольшому трактиру и — наконец-то — остановился. Занавеска отдернулась, и в окошке появилось лицо кучера — с покрасневшими глазами и прочими свидетельствами того, что предыдущую ночь ему пришлось провести на козлах.
— Все уже пошли спать, сэр, — пробурчал он. — Я же вам говорил, что в такое время мы здесь не встретим ни души…
— А еще вы мне говорили, что хозяин трактира — ваш дальний родственник, — перебил его Говард. Он достал что-то из кармана куртки и всунул в руку кучеру. — Будьте так любезны, организуйте нам ночлег с помощью своих родственных связей.
— Но если остались места только на соломе, то я в этом не виноват, — сказал кучер.
Его голос был уже не таким мрачным: данные ему Говардом деньги возымели действие.
Он шагнул в сторону, и я тут же выскочил из экипажа и направился к входу в трактир.
Манерность Говарда и его швыряние деньгами были для меня просто невыносимыми. Я и сам мог позаботиться о ночлеге, и при этом не собирался строить из себя бог знает кого.
Я споткнулся о приступок, отделявший садовую дорожку от улицы, и чуть было не потерял равновесие. Ночь была темной, к тому же туман, висевший в воздухе рваными клочьями, явно не способствовал улучшению видимости. Я стал осторожно продвигаться вперед, добрался до входной двери, повернул ручку и вошел в темную прихожую.
