Твое прошлое умерло, Ребекка. Оно не имеет больше власти над тобой… никакой связи с тобой – такой, какой ты теперь стала.
Генрик Ибсен. РосмерсхольмЗавершились и канули в прошлое Паралимпийские игры; сентябрь усердно смывал память о долгих летних днях, над которыми реял «Юнион-Джек», пока Лондон неделями упивался вниманием всего мира. В высокие окна брассери «Чейни-уок» барабанил дождь, соперничая с Сержем Гензбуром[61], напевавшим из скрытых динамиков «Черный тромбон».
Приехавшие вместе Страйк и Робин едва устроились за столом, когда вошла Иззи, которая выбрала этот ресторан из-за близости к своему дому; слегка расхристанная, в тренче «Бёрберри», она немного повозилась у входа с упрямым намокшим зонтом.
После закрытия дела Страйк общался с этой клиенткой только один раз, да и то недолго: Иззи была настолько потрясена и подавлена, что почти все время молчала. На сегодняшней встрече настоял Страйк, поскольку в деле Чизуэлла оставался последний незакрытый вопрос. Когда они созванивались насчет обеда, Иззи призналась Страйку, что после ареста Рафаэля старается не выходить из дому: «Не могу ни с кем общаться. Это сущий кошмар».
– Как ты? – обеспокоенно спросила она Страйка, который выбрался из-за накрытого белой скатертью стола, чтобы отдаться ее сыроватым объятиям. – Ой, Робин, бедняжка, как я тебе сочувствую! – спохватилась Иззи, поспешно обошла стол с другой стороны, чтобы обнять Робин, и рассеянно сказала: – Да, пожалуйста, благодарю вас, – неулыбчивой официантке, принявшей у нее мокрый плащ и зонтик.
Садясь за стол, Иззи выговорила:
– Я обещала себе не плакать. – А сама схватила салфетку и крепко прижала к глазам. – Извините… в привычку вошло. Всеми силами стараюсь никого не смущать. – Прочистив горло и распрямив спину, она прошептала: – Это такой шок.
– Еще бы, – отозвалась Робин; Иззи ответила ей слезливой улыбкой.
«C’est l’automne de ma vie, – пропел Гензбур. – Plus personne ne m’étonne…»[62]
– Стало быть, вы легко нашли этот ресторанчик? – спросила Иззи, нащупывая нейтральную тему. – Тут мило, правда?
Она приглашала их выразить восхищение прованским рестораном, который, как с первых минут подумалось Страйку, напоминал ее собственную квартиру в переводе на французский. Здесь царила та же консервативная смесь традиций и модерна: черно-белые фотографии в рамках на голых побеленных стенах, обитые алой и бирюзовой кожей стулья и скамьи, старомодные торшеры из бронзы и стекла с розовыми абажурами.
Официантка принесла им меню и предложила сразу заказать напитки.
– Подождем? – спросила Иззи, указывая на незанятое место.
– Нечего опаздывать, – сказал Страйк, которому не терпелось хлебнуть пива. – Напитки можно и сразу.
На этом спорные вопросы иссякли. Сегодняшняя встреча была назначена для объяснений. Когда официантка отошла, за столом повисло неловкое молчание.
– Да, между прочим, не знаю, слышал ты или нет, – внезапно заговорила Иззи со Страйком, всем своим видом показывая, какое это облегчение – припомнить обыкновенную, с ее точки зрения, сплетню. – Шарли положили в больницу.
– Неужели? – без особого интереса отреагировал он.
– Да, на сохранение. У нее что-то… воды отошли, кажется… в общем, ей нужно быть под медицинским наблюдением.
Без всякого выражения Страйк покивал. Робин, может, и хотела бы узнать побольше, но промолчала, стыдясь своего любопытства. Официантка принесла напитки. Иззи, будто не замечая (видимо, в силу своей взвинченности) прохладного отношения Страйка к этой теме, которая в ее глазах была невинной и интересной для всех троих, продолжила:
– Я слышала, Джейго чуть с ума не сошел, когда вашу с ней историю начали полоскать все газеты. Думаю, он рад-радешенек, что упрятал ее в надежное место и может сам контролировать…
Что-то во взгляде Страйка заставило ее прикусить язык. Она отпила вина, обвела глазами немногочисленные занятые столики, убедилась, что никто не подслушивает, и спросила:
– Надеюсь, полиция держит тебя в курсе? Тебе известно, что Кинвара во всем призналась?
– Угу, – ответил Страйк, – мы слышали.
Иззи покачала головой; на глаза опять навернулись слезы.
– Вот ужас-то. Знакомые не понимают, как со мной держаться… До сих пор не могу поверить… Это уму непостижимо. Рафф… Знаешь, я хотела съездить к нему на свидание. Возникла какая-то внутренняя потребность… но он отказался. Никого не желает видеть.
