– …И лучший ни в чем не убежден,Тогда как худший горячим напряженьем переполнен.
«Лучший». Господи, думаю, он мог говорить про мистера Дженсона и остальных квакеров, которые побоялись выступить против капитана Пайка, своей властью растоптавшего всю их добродетель. «Худший». Может быть, он имел в виду де Валера? Уж он-то точно «горячим напряженьем переполнен». С другой стороны, последователи Коллинза не меньше него были убеждены в своей правоте.
Йейтс понизил голос.
– Да, откровенье ждет нас впереди, – сказал он.
Хорошо, возможно, он предложит какое-то решение, какой-то способ найти общую позицию, пока «кровавый прилив» действительно не накатил на скалистые берега, которые я видела в Коннемаре и Донеголе.
Йейтс оторвал взгляд от своего текста и остановился. Даже не оборачиваясь, я уже поняла, кто вошел в зал. Мод. И с ней Констанция. Они вдвоем старались тихонько пройти в последний ряд. Пустое. Двое мужчин мгновенно вскочили, предлагая им свои места. Я увидела улыбки на лицах Мод и Констанции, когда они сели. А какой-то парень через два места от них потянулся изо всех сил, чтобы пожать обеим руки.
Ирландские Жанны д’Арк – у нас их, представьте, даже две. Пожилой мужчина помахал им рукой.
– Дуглас Хайд, – прошептала мне на ухо Мэй.
«Человек, с которого все это начиналось», – подумала я. В этот момент Мод увидела Шона и начала вставать. Но он показал ей два поднятых вверх больших пальца и жестами усадил обратно.
Йейтс прокашлялся и попытался как-то подытожить прочитанное, но на него уже никто не обращал внимания. Теперь Мод обнимала какая-то женщина.
– Мэри Максуини, – пояснила мне Мэй.
– Простите, леди и джентльмены, – сказал Йейтс, – простите. В этой поэме есть еще одна строфа.
– О, Уилли, – сокрушалась Мод. – Извини нас, пожалуйста. Мы с Кон задержались…
– Лучше поздно, чем никогда! – закричал кто-то из зрителей. – Как с Ирландской Республикой!
Эта реплика вызвала смех в зале.
Этот эпизод отвлек на себя внимание публики, что привело к общему облегчению. Довольно про лучших и худших, довольно про кровавые приливы. Но постепенно толпа успокоилась, и вот уже снова все взоры были обращены на него. А Йейтс молчал.
– Продолжай, Уилли, – попросила Мод. – Мы все ждем.
– Да, откровенье ждет нас впереди, – повторил он. – Пришествие второе впереди. Пришествие второе!
Следующие несколько строчек я пропустила, слушая невнимательно. Там говорилось что-то про тело льва и пески пустыни. Тучный мужчина рядом со мной заснул и похрапывал, издавая хриплые звуки.
– И что за грубый зверь дождался часа и в Вифлеем ползет, чтоб там родиться?
Йейтс остановился, и всем показалось, что это уже конец поэмы.
– Вифлеем? – Это слово разбудило моего соседа. – Он так и сказал – Вифлеем? – допытывался он у меня. – Вы что, издеваетесь над нашими верованиями, мистер Йейтс? Я знаю, что сам вы не католик, но рассчитываю, что вы все-таки будете уважать нашу религию.
Вокруг меня начались шум, комментарии и обсуждения. Йейтс стоял неподвижно. Мне показалось, что он вспоминает беспорядки в театре Эбби после скандальной постановки «Плейбоя Западного мира» Джона Миллингтона Синга.
Герцогиня встала:
– Леди и джентльмены, прошу вас.
Но никто ее не слышал.
Я тоже встала и подошла к Мод.
– Ради бога, Мод, сделайте же что-нибудь, – попросила я. – Поднимитесь к нему. Если вы с Кон сейчас встанете с ним рядом…
– Мы не можем, Нора, – покачала головой она и показала мне на де Валера, который внимательно следил за нами.
– Господи Иисусе, Мария и Иосиф, – пробормотала я и устремилась в первые ряды.
Конечно, не мое дело – вмешиваться в такие вещи. Но герцогиня совершенно растерялась, и…
И кто внезапно возник подле Йейтса? Разумеется, это был Сирил. А я даже не видела, чтобы он сюда входил.
– Огромное спасибо, мистер Йейтс, – начал он. – Все это, конечно, очень сильно и проникновенно, но некоторые из нас хотели бы получить заряд эмоций из ваших старых произведений. Верно? – обратился он к аудитории. – Например, мое самое любимое стихотворение было положено на музыку, – добавил он.
И Сирил начал петь:
– У зарослей ив плакучих с любимой я был молчалив,Ее белоснежные ножки ступали под сенью ив…[203]
Да уж, это вам не «кровавые прибои», хоть я далеко не уверена, что Йейтсу понравилось, что ему напомнили про времена, когда он изъяснялся так легко и понятно. Публика внимательно слушала Сирила. Мой сосед улыбнулся.
