Странное дело, однако он больше не дрожал. «Отлично сработал трюк с коровой!» – подумала я. И сдержала новый приступ безумного смеха, заставивший меня поморщиться. Лиам смочил водой полу пледа и вытер мне лоб.
– Подумать только, я стал повитухой! – проговорил он, убирая с моей щеки прилипшие волосы. – Ты невыносима, Кейтлин! И что мне с тобой делать?
– Завтра решишь, хорошо? А пока надо закончить то, что мы с тобой начали девять месяцев назад. Я ведь не сама состряпала этого ребенка! Думаю, это даже справедливо, что ты помогаешь мне произвести его на свет… Господи! Все сначала! – выдохнула я, сжимая зубы.
Я зарычала от усилия, изо всех сил стиснула челюсти. Острая боль пронзила низ живота, как если бы все мои внутренности вырвались наружу вместе с ребенком. Я исторгла из своего чрева липкое и шевелящееся маленькое тельце прямо в большие теплые ладони его отца, который заплакал от радости. Опустошенная, но счастливая, я повалилась на спину и смежила веки. Крик младенца разнесся над долиной, когда он вдохнул свой первый глоток воздуха.
И в этот момент к нам присоединились перепуганные Маргарет и Саймон.
– Что, все уже кончилось? – вскричал ошарашенный Саймон.
– Как, уже? – подхватила Маргарет, не веря своим глазам.
Картина, представшая перед ними, и вправду впечатляла. Улыбающийся Лиам сидел у меня между ногами и держал на руках нашего сынишку, завернутого в плед Макдональдов.
– Знакомьтесь: Дункан Колл Макдональд! – торжественно объявил он.
Лиам пришел в себя не без помощи нескольких драмов виски, которое щедро подливал ему Саймон. Скоро мы оказались дома, в тепле и уюте. В очаге горел огонь. Взгляд мой упал на крошечную головку с черными торчащими волосенками. Сын спокойно спал в моих объятиях, и ротик его был испачкан молоком.
– Если он доставит мне столько же хлопот, сколько ты умудрилась меньше чем за год, a ghràidh, может, я и не сойду раньше времени в могилу! – прошептал Лиам, обнимая меня и ребенка.
Через мое плечо он смотрел на сына. Он вздрогнул, когда я заговорила:
– Думаю, нам всем надо отдохнуть. Ложись поспи!
Он поцеловал Дункана в макушку, и я уложила малыша в колыбельку из дуба и боярышника, к которой была привязана красная лента – оберег для ребенка от сглаза и злых фей. Малькольм принес колыбель за неделю до родов, причем, по традиции, в ней сидела живая курица – чтобы родился сын, наш сын. Тот самый, который теперь насытился и крепко спал.
– Он похож на тебя, – сказал Лиам, бережно привлекая меня к себе. – У него твои волосы цвета ночи…
Он задохнулся от волнения и сделал глубокий вдох.
– Спасибо тебе, жена моя! Я тебя люблю.
Он нежно меня поцеловал. И я вздрогнула, когда его ладонь легла на мою обнаженную кожу.
– Моя жизнь принадлежит тебе, можешь сделать со мной все, что захочешь – хоть послушную скотину, хоть… повитуху, если сердце тебе так подскажет! – сказал он, смеясь, и уткнулся носом мне в шею.
Он посмотрел на меня и лукаво усмехнулся – так, словно бы прочел мои мысли.
– По-моему, ты думаешь о чем-то очень хорошем, жена моя! Ты вся дрожишь, твои губы стали сладкими… Неужели ты уже готова приняться за девочку?
– Думаю, с этим спешить не стоит, – отозвалась я в том же тоне. – И не надейся, что я рожу тебе дюжину!
Наш счастливый смех наполнил комнату. Мы прижались друг к другу. Устали не только наши тела, но и дух. Волна счастья мягко перенесла нас в мир снов.
Глава 26
Тяжкое бремя греха
День все тянулся и тянулся и никак не хотел заканчиваться. Я упала на лавку и посмотрела на свои красные от постоянной стирки руки. Они нестерпимо болели, кожа потрескалась… Я вспомнила Эффи и ее чудодейственные мази. Окажись у меня сейчас такое снадобье, через два дня руки были бы как новенькие! Я вздохнула.
Захныкал Дункан. Неужели снова? Я посмотрела на колыбель, в которой сучил ручками и ножками мой беспокойный сынишка. Вот уж кто любил покушать! «Что ни час – живот пустой, зато полные пеленки!» – пробормотала я себе под нос. Мой голос отвлек Лиама от подсчетов. Он поднял голову и положил перо на счетоводную книгу.
– Опять проголодался?
– Пока не очень, но за этим дело не станет! У него твой аппетит, Лиам!
Лиам развел руками, словно говоря: «Ну что я могу с этим поделать?» Он медленно встал, выпрямился, потянулся и зевнул.
– Все, на сегодня хватит. Пойду пройдусь. Может, отыщу этого чертового пса! Джон говорит, видел его сегодня утром возле озера.
– И ты мне не сказал?
– Может, то был и не Шамрок. Ну ничего, проголодается – вернется.
– Да, аппетит аппетиту рознь! Если бы у Дункана был такой же, как у Шамрока, ночью я могла бы поспать хотя бы три часа кряду!
Лиам улыбнулся, закрыл тетрадь и закупорил пробкой чернильницу. Убрав все это в шкаф, он подошел к колыбели сына и склонился над ней. Мне нравилось наблюдать, как он смотрит на ребенка – с радостью, гордостью и, как ни странно, самодовольно. Такого выражения лица я прежде у Лиама не видела. Лиам протянул было сыну указательный палец, но, заметив на нем чернильное пятно, вовремя передумал и дал Дункану большой, шепча нежные слова, которые только наш малыш и мог расслышать. Чмокающий звук дал мне знать, что скоро сын потребует, чтобы его накормили. Лиам поморщился, отнимая у малыша палец, и вытер его о плед.
– М-да… – задумчиво протянул он. – Скоро этот парень потребует у меня виски! Может, опрокинешь стаканчик перед кормлением, а a ghràidh?
– Виски? Только этого мне и не хватало! Хочешь сделать нашего сына пьяницей? Можешь погулять, пока он будет есть, и не надейся, тебе он ни капли молока не оставит!
Лиам засмеялся и вышел, увернувшись от мокрой пеленки, которой я на него замахнулась.
Я положила свою драгоценную ношу в колыбель. Дункан заснул. Мне очень хотелось последовать его примеру, но нужно было еще приготовить ужин. Я зашнуровала свой корсаж. Грязные пеленки я отложила в сторону, решив пока заняться рагу. В тысячный раз полюбовавшись своим маленьким богатырем, я прошла в кухню. Я помнила, что нужно еще сходить за репой. Я зарыла немного в огороде еще до первого снега, и если козы до нее не добрались, значит, моя репка до сих пор там.
Я взяла корзинку и вышла из дома. На дворе был конец марта, и я поежилась от холода. Закрыв глаза, вдохнула весенний воздух, но ощутила почему-то… запах навозной кучи. Солнце освещало сероватые склоны холмов. Я посмотрела на вишневое деревце, на ветках которого развесила выстиранные пеленки. Оно напомнило мне мачту с белоснежными, хлопающими на ветру парусами.
Я отыскала себе палку и начала копать твердую землю в огороде. Это подручное средство оказалось бесполезным, поэтому я стала разгребать холодную землю пальцами. Земля сразу забилась мне под ногти и в ранки, и я поморщилась от боли. Через добрую четверть часа мне наконец удалось откопать три репки. Подумав, я решила таким же образом раздобыть еще и морковки, но на том месте, где я ее закопала, обнаружились одни только камни.
