Я летал туда чуть ли не каждый год, воевал с палаточными городками — и сам жил в палатках. Все успокоилось, выросла гигантская плотина на Падуне, алюминиевый завод плавит бокситы, и дома в Братске стоят теперь такие же — крупнопанельные.
Прошло тридцать лет, и можно подвести некоторые итоги, я имею в виду прежде всего нашу журналистскую деятельность. Мы громогласно воспевали романтику Братска и мало писали о его реальных проблемах. Правда, тогда, может быть, мы и не так знали эти проблемы, как знаем их сейчас, градостроительные, экологические…
Проблемы на пустом месте не возникают. Они рождаются в результате наших ошибок.
Можно сказать и так: проблема рождается вместе с нашим движением вперед.
Последний раз я был в Братске полтора года назад. Ведомственные силы оказались сильнее градостроительных. Каждый хозяин тянул город в свою сторону. Братск раскидан в тайге неумелой рукой. Разбросан, взлохмачен. По сути это шесть самостоятельных разрозненных поселков, соединенных общим именем. Надо совершить путешествие, чтобы попасть из одного Братска в другой. Эти поселки так и называются: Братск-один, Братск-три, Братск-шесть… Вот что получается, когда у одного города шесть нянек.
А ведь поначалу Братск хорошо шел в рост, это видно из следующей таблицы.
1959 год — 43.000 жителей.
1970 год — 155.000 жителей.
1979 год — 214.000 жителей.
1981 год — 222.000 жителей.
Семидесятые годы вызвали к жизни третье поколение молодых городов. Вот он передо мной, этот город: на чертежах, в макетах, в натуре. С XVI века по 70-е годы нашего века городок нажил 38 тысяч жителей. И вдруг вспыхнул яркой звездой в созвездии новых городов.
Городу дал ускорение грузовик, рождение которого было определено в этом месте.
Палаток здесь не было. Вместо них сиротскими рядами тянулись вагончики. Журналисты были научены предшествующим опытом — романтику вагончиков никто не воспевал.
Новый город рос, поспешая за корпусами автомобильного гиганта. Мы недоумевали: почему Новый город так далеко отодвинут от Старого города?
Но проектировщики, составлявшие генеральный план Набережных Челнов, смотрели дальше нас, не посвященных в тонкости градостроительного мастерства. И вот результат. Осенью 1984 года было открыто первое движение по Набережно-Челнинскому проспекту, дорога между Новым и Старым городом сократилась на много километров, началась встречная застройка. Новые жилые кварталы шагают навстречу друг другу.
Названия Старого и Нового города сделались чисто номинальными и, надо полагать, скоро исчезнут из обихода.
— Сколько времени прошло, а мы до сих пор не можем решить проблему центра, получить субсидии, — Вячеслав Нилов не оставлял свою тему, и мне пора оторваться от высоких материй, опустившись на землю в центре заданной точки.
— Может, пройдем на натуру, — предлагаю я. — А то все у макетов, у макетов…
Нилов охотно ведет меня по широкой улице, в конце которой уже громоздится глыба нового здания городского Совета.
В старой записной книжке сохранился рассказ о том, как выбирался этот центр. Это было 15 лет назад. Шесть архитекторов во главе с Борисом Рафаиловичем Рубаненко шли прямо по пшеничному полю и вдруг увидели с пригорка зеркальную гладь Камы.
— Какая мощь! Красота! — воскликнул Рубаненко. — Здесь и будет центр нашего города.
Если сейчас встать на это место и повернуться к реке, зеркальной глади Камы не увидишь. Горизонт перекрыт панельными плоскостями. Тем не менее центр города избран на основе правильного признака — эстетического. Так выбирали наши далекие предки места для своих городов, в которых ныне живем и мы. Выбор шел по красоте. А центра и сегодня нет в помине, только в макете, только «с птички». Огромный концертный зал, череда двадцатитрехэтажных зданий, торговый дом. Таковы задумки.
Но что такое 15 лет, если взглянуть издали. Ни один город в нашей стране не рос с такой стремительностью. Мы говорили, писали: медленно строим, надо строить еще быстрее, чтобы люди не жили в вагончиках, малосемейках.
А вот теперь, стоя в центре не существующего еще центра, я думаю нечто противоположное. Может, и не следует торопиться? Не лучше ли подождать еще немного, но зато возвести в Набережных Челнах такой центр, чтобы он был достоин нового города?
У архитекторов есть такое понятие — «резервная зона». Это означает, что на территории застройки намеренно оставляются свободные площади, чтобы застроить их позже, когда появятся новые строительные возможности. Так делали планировщики в Москве. А здесь?
— У нас тоже имеются резервные зоны, — отвечает Вячеслав Сергеевич. В частности, набережная Камы, бережем ее для лучших домов. А какой бой пришлось выдержать…
Вячеслав Нилов озабоченно посмотрел на часы.
— В нашем распоряжении пятнадцать минут. Юрий Иванович Петрушин просил доставить вас к нему на семнадцать тридцать. Пора двигаться.
Историческая необходимость
— Что же такое, по-вашему, город? — спрашиваю я у председателя горсовета.
— Прежде всего, город — это традиции. Протяженность во времени, убежденно отвечает Юрий Иванович Петрушин.
Что ж, можно принять и такое определение: в нем нравственная сторона преобладает над градостроительной. Но ведь город для людей, а не люди для города — не так ли?
— А как вы относитесь к городскому центру?
— Центр нам нужен. Посмотрите, где мы сидим. Поэтому начали центр строить. Но полагаю, исходя из прошлого опыта, что строительство центра растянется на много лет.
В самом деле, еще подъезжая к городскому Совету, я обратил внимание, что он находится в жилом здании. Так и оказалось, когда я увидел планировку. Кабинеты работников горсовета располагались в жилых квартирах.
Работать в таком здании неудобно, весь день приходится бегать по чужим квартирам. Понятно стремление Петрушина построить отдельное общественное здание для городского Совета.
А сколько было утверждений, согласований, поправок?
Сейчас
