как мы это докажем, если не узнаем, где она была в течение трех недель? Кстати, вы проверили владельцев частных аэропланов?
– А как же! С теми же результатами. У нас ведь нет фотографии мужчины, а значит, он может быть одним из владельцев аэроплана, улетевшего вместе с дамой за границу.
– Н-да… Скверно.
– Вы устали, мистер Блэр. Вам трудно приходится.
– Не часто случается, чтобы на плечи деревенского адвоката свалилось подобное дело, – пробормотал Роберт уныло.
Нечто похожее на улыбку появилось на лице Рамсдена.
– Для деревенского адвоката, мистер Блэр, вы действуете совсем недурно. Очень недурно. И я помогу вам, не беспокойтесь. Так или иначе, от самого худшего вы застрахованы, ну или будете застрахованы, когда я выясню насчет этой записки.
Роберт бросил перо, которым он рассеянно и нервно чертил по бумаге.
– Не в страховке дело, дело в справедливости! – воскликнул он с внезапной горячностью. – У меня сейчас в жизни одна цель – разоблачить Бетти Кейн на открытом суде! Я одного хочу: чтобы рассказ о том, что она делала в течение месяца, – рассказ, подтвержденный свидетелями, – прозвучал на суде в ее присутствии. Как вы думаете, есть у нас на это шансы? Чего мы еще не сделали? Что может помочь нам?
– Не знаю, – серьезно ответил Рамсден. – Молитва, по-видимому.
Глава девятнадцатая
Как ни странно, такова же была реакция тети Лин.
Тетя Лин постепенно примирилась с участием Роберта в деле о похищении Бетти Кейн, когда дело это вышло из провинциальных границ и стало известно всей стране. В конце концов, нет ничего недостойного в том, чтобы участвовать в процессе, о котором пишет газета «Таймс». Тетя Лин, разумеется, не читала «Таймс», но друзья ее читали. Пастор, например, и старый полковник Уитэккер, и старая миссис Уоррен. Пожалуй, теперь было приятно сознавать, что Роберт – представитель защиты в этом нашумевшем деле, хотя он и защищал ту сторону, которую обвиняли в избиении беззащитной девочки… Мысль о том, что Роберт может дело проиграть, не тревожила тетю Лин. Ну, начать с того, что Роберт – человек очень умный, а затем, имя фирмы «Блэр, Хэйвард и Беннет» говорило само за себя: эта фирма дел не проигрывала! Тетя Лин уже заранее жалела, что Роберт будет торжествовать победу в Нортоне, а не в Милфорде, где в зале суда было бы столько знакомых!
Поэтому так изумил ее первый же намек на возможную неудачу. Не испугал, не выбил из колеи, ибо тетя Лин и вообразить не могла, что дело может быть проиграно. Намек лишь изумил ее как совершенно новая, неожиданная мысль.
– Но, Роберт, – сказала она, нащупывая ногой под столом свою скамеечку, – но, Роберт, ты ведь серьезно не думаешь, что можешь проиграть дело?
– Напротив. Я ни секунды не сомневаюсь в проигрыше.
– Роберт!
– В судебном процессе с участием присяжных полагается представлять факты, доказательства. У нас таких фактов нет. Полагаю, что присяжным это не понравится.
– Я просто не узнаю тебя, мой милый! Вся эта история подействовала тебе на нервы. Возьми-ка и поезжай завтра поиграть в гольф. Ты последнее время совершенно бросил гольф, а это вредно для твоей печени. То есть не гольф вреден, конечно, а то, что…
– Мне странно подумать, – перебил Роберт, – что я когда-то был заинтересован в судьбе «кусочка гуттаперчи» на гольфовом поле. Это, видимо, происходило со мной в какой-то иной жизни.
– Об этом-то я и говорю, дружок! Ты потерял чувство меры. Ты позволил этому делу целиком захватить тебя. Потом не забудь: у тебя есть Кевин!
– Очень сомнительно.
– Как? Что ты говоришь?
– Не могу себе представить, чтобы Кевин терял время, поехал в Нортон защищать дело, заведомо проигрышное. Были в его жизни донкихотские поступки, однако полностью здравого смысла Кевин еще никогда не лишался.
– Но ведь Кевин обещал приехать!
– Когда он обещал, еще было время, еще была надежда. А теперь остались считаные дни до выездной сессии, а у нас до сих пор нет ни фактов, ни надежды на них!
Мисс Беннет внимательно посмотрела на Роберта поверх суповой ложки:
– Боюсь, мой милый, что у тебя мало веры.
Роберт хотел было сказать, что не «мало», а вообще никакой веры у него нет, но сдержался. И уж во всяком случае, никак он не мог поверить во вмешательство свыше в дело о похищении Бетти Кейн!
– Верь, мой милый, – произнесла тетя Лин. – Ты верь, и увидишь, все будет хорошо!
Наступившее молчание огорчило ее, так что она добавила:
– Если бы я раньше знала, что ты сомневаешься, что ты волнуешься, то я бы уже давно к своим обычным молитвам прибавила еще одну. Теперь я так и сделаю.
Эти слова тронули Роберта, и он сказал своим обычным добродушным тоном:
– Спасибо тебе, моя душенька.
Тетя Лин положила ложку на пустую тарелку, откинулась на стуле, и на ее круглом розовом лице появилась веселая улыбка.
– Не проведешь ты меня, я знаю этот тон! Это ты просто хочешь меня утешить. Но меня не надо утешать, потому что права я, а не ты! Ведь сказано, что вера может гору сдвинуть! Но это очень трудно, потому что нужна уж просто колоссальная вера, чтобы гору стронуть с места, прямо невозможно собрать столько веры в одном человеке! А в делах поменьше, ну, как в твоем деле, для такого случая можно, я думаю, набрать достаточно веры. Вот поэтому я и говорю: не впадай в отчаяние, а постарайся верить! А я сегодня вечером пойду в церковь Святого Матфея и буду горячо молиться, чтобы завтра утром тебе был бы послан хоть один факт, хоть одно доказательство.
И когда следующим утром Алек Рамсден явился с этим фактом, с этим доказательством, то первой мыслью Роберта было: теперь уж тетю Лин никак не убедишь, что не она это вымолила. И промолчать о том, что случилось, не удастся. Ведь как только Роберт вернется домой, тетя Лин непременно спросит: «Ну как, мой милый, есть у тебя факт, о котором я молилась вчера?»
– Откровенно скажу вам, мистер Блэр, – начал Рамсден, – что у меня не было особых надежд на школу. Я туда пошел просто так, на всякий случай, а вообще-то, думал выманить у Глэдис Риз образец ее почерка каким-нибудь иным путем. Но вы оказались правы!
– И вы достали то, что нам требовалось?
– Я увиделся с учительницей и не скрыл от нее, кто я и зачем явился. Говорил с ней настолько откровенно, насколько дело позволяло. Сказал, что Глэдис заподозрили в клятвопреступлении, а за это строго наказывают, но мы полагаем, что Глэдис
