Ознакомительная версия. Доступно 37 страниц из 184
— Здесь жил академик Маркелов, этнограф. Где он?
— Я нэ знаю. Тэпэр я здесь шиву, — доброжелательно ответил черноволосый хозяин.
— Вы тоже этнограф? — спросил Алексей.
— Нэ-эт, — улыбнулся черноволосый. — Я азэрбайджанэц.
— Библиотека! — спохватился Алексей. — У академика была огромная библиотека!
Черноволосый хозяин слегка нахмурил толстые черные брови:
— Нэту библиотэки. — Он даже пошире приоткрыл дверь, словно предлагал гостю убедиться в отсутствии книг. — Нэту…
— Хреново, товарищ азербайджанец! — прищелкнул языком Алексей. Он собрался было обратиться в квартиру напротив, но кавказец остановил его:
— Там нэ знают никакого акадэмика. Там шивет мой брат. У него бизнес…
— Какой бизнес?
— Поставки итальянской мэбели.
— Итальянской? Из Азейрбайджана? — взыскательно спросил Алексей. — Поставки легальные? Таможенные сборы? Налоги?
Азербайджанец слегка побледнел, призакрыл дверь, улыбнулся через силу:
— Всё с мэбелью законно.
— Что-то не верится. Проконтролируем его бизнес…
Алексей вышел на улицу. Понеслось в мозгах: «О! люди русские, до чего же мы довели Отчизну свою и столицу! Русского ученого с библиотекой променяли на азербайджанца с итальянской мебелью! Иноверцы и инородцы приезжают в Россию только брать. Что им имена Сергия Радонежского и Ломоносова, Суворова и Пушкина, Менделеева и Чайковского! В России — всё от русских: наука и победы, искусство и святость, справедливость и труд… Русские — нация нежная. Открытая и добрая. Среди русских даже немец может обрусеть, но не немцы. На русской почве даже еврей может быть великолепен, но — не евреи. В России даже кавказец может служить примером, но не кавказцы… Люди русские, не предавайте друг друга! Не оставляйте в беде и бедности собрата своего. Выводите врага своего на чистую воду, ибо враги России, словно черти, больше всего боятся света!»
Виталий Никанорович был жив. Алексей разыскал его на подмосковной утлой даче, обветшалой и облупившейся со всех боков, снаружи и изнутри. Сам академик, с желто-седой бородкой, вконец оплешивевший, худой и сгорбленный, в толстом синем халате и войлочных туфлях дополнял картину ветшания и упадка здешнего загородного пристанища.
— Я часто вспоминал вас! — Виталий Никанорович встретил Алексея чрезвычайно радостно, не долго мешкая сразу приступил к делу: — При переезде я нашел медный медальон племени кунгусов. Его привез мой отец с острова Кунгу! Помните наши разговоры про естественность? — Академик принялся рыться в ящике кухонного стола и вскоре передал Алексею небольшой плоский округлый кусок металла с высеченным на нем животным, похожим на буйвола. — Но карта острова, Алексей Васильевич, опять куда-то потерялась. Видите, что творится после переезда?
Повсюду в доме, будто горы хлама, лежали книги, вперемежку с одеждой, посудой, обувью. Академик занимал для существования небольшие островки в комнатах дачи: спал на расчищенном от хлама диване, на кухне — за небольшим столом — ел и работал под настольной лампой, верхний свет не горел, все остальное пространство занимала библиотека и «стариковский скарб», сваленный после переезда грудами.
— Всю библиотеку спасти не удалось. На веранде течет крыша, а там книги, и даже костюмы мексиканских индейцев…
— Как же так получилось, Виталий Никанорович?
— Моя племянница Ксения, — без осуждения рассказывал академик, — взяла огромный кредит под какой-то бизнес, попросила поручиться. Под залог моей квартиры. Она моя единственная родственница. Я не мог отказать. В общем, потом она куда-то уехала… Время, знаете ли, сейчас такое, Алексей Васильевич… — Он заискивающе посмотрел на Алексея: — Может, вы мне подсобите? Хотя бы кое-что разобрать?
— А что если я у вас поживу? — спросил Алексей.
— Хоть навсегда оставайтесь! — воскликнул академик Маркелов. У него дрожали руки, у него тряслись губы, — он и радовался и будто опасался, что Алексей, видя такой кавардак на даче, изменит свое решение.
— Водоснабжение в доме есть? — деловито спросил Алексей.
— Вода-то есть! Горячая только не бежит. А холодной полно. Днем и ночью льет. Кран в ванной не держит, да и света там нету, — полушепотом признался академик.
Почти целыми днями Алексей и академик Маркелов занимались библиотекой, рукописями, утварью разных племен, безделушками, которые привозил академик с разных материков, сортировали, раскладывали по шкафам, полкам. Дача приобретала подобающий, библиотечно-музейный вид. Академик здоровьем был уже плох, часто задыхался, садился на стул и глотал пилюли. Но оставался в полном разуме, разве что с некими склеротическими симптомами, начинал говорить на одну тему — заканчивал другой. Натосковавшись по собеседникам, говорил он много, но избирательно, не трогал политику, даже не знал, кто такой Зурабов и Греф[6]; телевизор академик не смотрел уже много лет.
— Есть высшее понимание жизни. Интуиция. Чутье… Особая субстанция. Она вне наций, вне языка, — говорил академик и, подойдя к Алексею, полусогнутым старым пальцем легонько тыкал ему в грудь. — Вот вы убрали отсюда стремянку. Почему?
— Вы могли запнуться об нее. В проходе слишком тесно.
— То-то же! — радостно загорелся академик. — Я вас об этом не просил, а вы убрали стремянку. Стало быть, есть понимание того, что не нуждается в языке… Слово может быть ложным. Поступок ложным быть не может! Поступок — это сила! Он либо есть, либо его нет… В начале был, безусловно, поступок! Слово вторично, оно — продукт цивилизации. Чтобы почувствовать запах цветка, к цветку нужно склониться. Слов не нужно. Музыка тоже бессловесна и наднациональна… Мысль, выраженная рисунком, мне понятна, хотя языка автора я могу не знать. На острове Кунгу люди мало разговаривают друг с другом. Коммуникация на ином уровне.
— Что изображено на медальоне аборигенов? Похоже, буйвол.
— Буйволы в тех местах не водятся. Тут загадка, — отвечал академик. — Когда есть загадка — больше сила притяжения. Мифы разных народов полны тайн. Это заставляет их быть притягательными. Мифы поражают не красотой слова, а глубиной и многомерностью. Пусть я не понимаю какого-то образа, но ведь кто-то его создал, кто-то ему поклонялся. Стало быть, в них есть энергия жизни! — Виталий Никанорович умолкал на время, садился на стул, тяжело дышал, словно после бега. Вновь стартовал в своей речи: — Кунгусы могут обходиться друг с другом безъязыко. На уровне интуитивного, чувственного понимания. Поступок для них выше слова. Отношения, которые складываются в племени, не навязаны подражанием цивилизации. Эти отношения выработаны вековым разумом племени. Естественная жизнь для них важна сама по себе. Поэтому на остров Кунгу не пускают чужаков.
Ознакомительная версия. Доступно 37 страниц из 184