на пол. Сквозь частокол мельтешащих перед его лицом ног в мохнатых меховых штанах он заметил Эйджан. Она стояла, прижавшись спиной к стене, к которой ее придавили острия копий. Над ее головой был занесен меч, а Джонас приставил к ее горлу кинжал. Тауно потерял сознание.
4
Наступил новый день. Угрюмый красный свет лег на облака. Стальные отблески заплясали на зыби, гулявшей по еще погруженному во мрак фьорду. Возбужденно завывал ветер. Неужели он продувает это место непрерывно? — подумал Тауно. Он проснулся на полу на охапке сена, куда его положили связанным, и увидел над собой Хаакона.
— Вставай! — велел владелец поместья.
В полумраке дома уже ворчали проснувшиеся мужчины, пищали младенцы, хныкали дети постарше.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Эйджан.
Как и Тауно, она провела ночь на полу, только у противоположной стены. Руки и лодыжки у нее были связаны, шею охватывала петля, прикрепленная к потолочной балке.
— Все тело онемело, — ответил Тауно. После нескольких часов сна затылок его больше не пульсировал от боли, как это было, когда он пришел в сознание. Но теперь волосы его слиплись от запекшейся крови, рот пересох, а желудок терзал голод. — Ты как, сестра моя?
Она хрипловато рассмеялась.
— Знаешь, эта неотесанная деревенщина Джонас приполз ко мне на рассвете и принялся тискать, не потрудившись даже развязать ноги. Я могла бы развести их, но для смеха притворилась, что не могу. — Она говорила на языке морских людей. — Стоит рассказывать дальше?
— Нет, если только ты не собираешься сильно его огорчить, и, вероятно, не его одного. Вспомни, ведь мы — бездушные... животные... и люди используют нас так, как сочтут нужным.
Подошел Хаакон и сказал почти те же слова, какие произнес, увидев их связанными:
— Я никогда не стал бы применять силу к человеку, которого назвал своим гостем, даже к скрелингу. Но вы — не люди. Разве человек нарушает клятву, забивая собственную овцу? Было бы грехом принудить вас к покорности силой ради спасения моих людей. Завтра, — добавил он, — ты поможешь нам сражаться с тупилаком, Тауно. Эйджан останется в доме заложницей. Если мы победим, вы обретете свободу. В этом я могу поклястья на кресте.
— Все равно, как мы сможем поверить предателю? — фыркнула Эйджан.
Хаакон усмехнулся уголками рта.
— А разве у вас есть выбор?
Утром, когда он освободил Тауно, его люди стояли вокруг с оружием наготове. Тауно встал, разминая онемевшие руки и ноги, потом подошел к Эйджан и поцеловал ее. Стоявший неподалеку Джонас переминался с ноги на ногу.
— Ну, — буркнул он, дожевывая сыр с сухарем, — пошли скорее, пора дело делать.
Тауно покачал головой.
— Сперва еда и питье для моей сестры и меня. И столько, сколько нам нужно.
Хаакон нахмурился.
— Перед битвой не стоит сильно наедаться.
— Но не таким существам, как мы.
Темноволосый мужчина средних лет, по имени Стейнкил, грубо расхохотался.
— Правильно. Ты ведь знаешь, Хаакон, сколько жира у тюленей!
Хаакон пожал плечами. Ему пришлось скрыть свое огорчение, когда он увидел, сколько фунтов мяса съели его пленники. Дождавшись, когда они насытились, он раздраженно крикнул:
— Ну? Теперь ты идешь? — И направился к двери.
— Подожди немного, — отозвался Тауно.
Хаакон разко обернулся.
— Ты что, забыл, кто ты здесь такой?
Тауно не отвел глаз, встретив его властный взгляд.
— А не забыл ли ты, что значит вести за собой людей... даже здесь?
Принц из Лири встал на колени возле сестры, обнял ее и прошептал, вдыхая свежий аромат ее волос и кожи:
— Мне повезло больше, Эйджан. Если я умру, смерть моя будет быстрой. А ты... тебя охраняют женщины, дети и старики. Сможешь сыграть на их страхе или как-то перехитрить их, а потом...
— Попробую, — ответила она. — Но, Тауно, я буду думать лишь о том, чтобы ты остался невредим! Если бы мы только смогли сегодня быть вместе!
Они посмотрели друг другу в глаза и запели Песнь Прощания.
Как бьется сердце, когда должен уходить любимый.
Как тоскливо ожидание разлучившихся в печали,
Если они не расстались радостно, облегчившись слезами,
Исполнившись доблести и верности храброй,
Освещенные смехом, как прежде то было.
Помоги мне надеяться, что встреча уж близко!
Возьми мою удачу, но верни ее мне же...
Он снова поцеловал ее, а она — его. Затем Тауно встал и вышел.
К морю вместе с ними отправилось одиннадцать крепких мужчин и юношей. Они могли управлять двумя яликами из трех, имевшихся у Хаакона. Джонасу хотелось послать за подмогой на соседние фермы.
— Если мы потерпим неудачу и погибнем, наш дом лишится самых сильных защитников.
Хаакон отказался.
— Если удача от нас отвернется, погибнут все. Флотилия лодок не в силах справиться с тупилаком. Это уже пробовали сделать, и ты об этом знаешь. Смогли вырваться только три, пока тупилак разбивал остальные. На сей раз наша единственная надежда — наш водяной, а он — один. К тому же... — На мгновение в его хмурых глазах вспыхнул огонек гордости. — Я ношу звание королевского наместника не для того, чтобы рисковать жизнями, а чтобы охранять их. Если мы сможем победить с теми силами, что у нас в наличии, мы будем жить в сагах до тех пор, пока в Гренландии будут жить люди.
Пока лодки спускали на воду, Тауно разделся и вымылся. Он знал, что не получит оружия, пока не начнется схватка. Большинство мужчин боялись его — едва ли не сильнее, чем самого чудовища. Они охотно свалили бы его с ног и связали, но и тогда он остался бы для них сверхъестественным существом, и не обладай Хаакон такой непреклонной волей, вряд ли кто-то другой смог бы отправить их навстречу опасности в компании полуводяного.
По лодкам расселись молча. Заскрипели в уключинах весла, плеснула вода, зажурчала вдоль бортов — ялики тронулись вперед. Соленые брызги коснулись губ. Луга, окружавшие дом, все больше отдалялись; зажатый среди крутых утесов фьорд, темный и покрытый полосками пены, начал расширяться. Под низкими тучами кружила стая черных кайр, крики которых терялись в зловещем пении ветра. Солнце висело тусклым негреющим шаром над самыми горами; казалось, будто покрывающие их снег и ледники дышат холодом в спину людям.
У каждого,
