Ознакомительная версия. Доступно 38 страниц из 188
Верхний этаж прогорел до стропил и балок. Первый почти не пострадал, но сквозь разбитые окна не просвечивало никаких огней. Оставался подвал, где камеры почти полностью уходили под землю. Их пожар не затронул вовсе. Я замер и прислушался, но до меня не донеслось ни звука. По моим воспоминаниям, стены здесь были сложены из каменных глыб, скрепленных известковым раствором. Если даже Эмзил плакала, причитала или кричала, я не мог ее услышать. Мое сердце замерло от этой мысли и сжалось, когда я представил, как она сидит в тесной темной камере, дожидаясь утренней казни. Я беззвучно содрогнулся.
Едва не споткнувшись об обломок камня, я наткнулся в темноте на ветку дерева. Мне удалось устоять, схватившись за стену, и я замер в надежде, что не слишком нашумел. Мои глаза постепенно привыкали к темноте, и вскоре я понял, где нахожусь. Камень, подвернувшийся мне под ноги, вывалился из дыры, которую корни Лисаны проделали в стене моей камеры. Обнадеженный, я опустился в темноте на колени, но стену уже заделали камнем и известкой — наскоро, но вполне надежно. Отсюда в тюрьму не пробраться. По земле по-прежнему стелилась комковатая паутина корней, взломавших стену.
Затем со странным трепетом я коснулся ствола пробившегося из них дерева. Я встал в темноте, ощупывая кору, а потом сжал в пальцах гладкий листок. Этот запах невозможно было ни с чем спутать. Из корней, посланных Лисаной мне на помощь, росла каэмбра. Странные мысли мелькали в моей голове. Казалось, я замкнул какой-то круг. Касаясь этого дерева, я касался Лисаны, и мальчика-солдата, и других деревьев-предков в далекой долине. И даже Бьюэла Хитча, мельком подумал я. И более того. Касаясь дерева, я касался леса. Я дотронулся до оставшейся позади жизни и на миг затосковал по ней.
— Прощайте, — наконец обратился я к ним. — Вполне возможно, я не смогу освободить Эмзил. Вполне возможно, я сам обрекаю себя на смерть. Но мне приятно думать, что вы все будете жить, даже если меня не станет. Что ж, я прощаю вас за то, что вы даете друг другу, пусть и бросив меня одного. Я не держу обиды даже на тебя, мальчик-солдат. Прощайте.
И тут я что-то услышал — тихое движение в темноте. Я застыл. Я ждал, отсчитывая свои тихие вдохи. Ничего. Больше звуков не было, и я решил, что услышал кошку или, скорее, крысу, метнувшуюся по переулку. Бесшумно, точно тень, я обогнул здание. Осторожно подергал заднюю дверь. Заперто. Но я помнил еще один вход. Я свернул за угол и спустился по короткому пролету каменной лестницы. Я не забыл, с каким трудом я одолевал эти ступени с туго скованными щиколотками. Я подергал за ручку этой двери. Она тоже оказалась заперта. Должно быть, часовые капитана Тайера находятся внутри, охраняя камеру Эмзил.
Значит, пришло время добыть ключи.
Бесшумно, словно призрак, я двинулся прочь от тюрьмы. Ближе к штабу я вскинул голову и добавил в походку чуточку военной четкости. От Спинка я знал, что капитан Тайер перебрался из домика, в котором жил с Карсиной, в помещения командующего. Я бывал там, когда отчитывался лично перед полковником Гареном.
К моему удивлению, в кабинете горела лампа, а при входе сидел за письменным столом седой сержант. Он выглядел одновременно скучающим и настороженным, как умеют только старые солдаты, и даже не вздрогнул, когда я вошел. Он явно отметил мою гражданскую одежду, но позволил себе усомниться.
— Сэр? — обратился он ко мне.
— Добрый вечер, сержант. Я хотел бы видеть капитана Тайера. Я бы предложил мою визитную карточку, но, боюсь, но пути сюда грабители лишили меня всего, что у меня было.
Я добавил в голос нотку раздражения, намекая, что виню в этом его самого или капитана Тайера. Одной из обязанностей полка значилась охрана Королевского тракта от разбойников, так что в подобной ситуации мое неудовольствие оказалось бы вполне справедливым.
Сержант слега напрягся.
— Сожалею, сэр. Я уверен, капитан Тайер захочет услышать об этом происшествии. Однако уже слегка поздновато для подобных вопросов. Возможно, вы…
— Если бы на меня не напали, избив и ограбив, уверяю вас, я прибыл бы значительно раньше, в более пристойное время. Тем не менее я бы предпочел увидеться с капитаном именно сегодня. Желательно сейчас.
Так легко оказалось вернуться к надменности урожденного аристократа и еще легче — войти в роль несносного изнеженного придиры. Я слегка тряхнул головой, отбрасывая с лица волосы, как иногда делал Трист, пока мы были кадетами. В глубине сержантского взгляда холодным блеском сверкнуло презрение. Он понял, что я не уйду, пока меня не отошлет сам капитан, и смирился с этим.
— Каким именем я могу вас представить? — вежливо поинтересовался он, поднявшись на ноги.
— Росс Бурвиль.
Я и сам не предполагал, что воспользуюсь именем моего покойного брата, и до сих пор не могу объяснить, почему так поступил. Оно обожгло мне язык, и я пожалел, что не могу взять эти слова обратно. Несколько человек уже слышали, как меня называли Неваром. Тем не менее сказанное прозвучало, и сержант уже повернулся, постучал в дверь кабинета, а затем, дождавшись не слишком приветливого позволения, вошел.
Я подождал несколько мгновений, потея в теплой куртке погибшего лейтенанта, пока сержант не вернулся. Держался он уже иначе: поклонился и, во все глаза уставившись на меня, любезно предложил войти. Я поблагодарил его и воспользовался приглашением, плотно прикрыв за собой дверь.
Принадлежа полковнику Гарену, эта комната служила ему укрытием от убожества здешней жизни. От пола до потолка ее заполняли ковры, гобелены, мебель, и всегда в камине жарко пылал огонь, раскаляющий в помещении воздух. Я мог лишь гадать, что сталось с прежней обстановкой. Может быть, после смерти полковника его вещи отправили на запад или просто сложили на каком-нибудь забытом складе. В любом случае все они исчезли. Комната казалась опустошенной — сознательно опустошенной.
В камине едва теплилось пламя. Тяжелый письменный стол и стул с прямой спинкой напоминали те, которыми пользовался сержант. В другом конце комнаты стояла узкая, аккуратно заправленная койка и запертый шкафчик. Пояс с саблей висел на крюке рядом с шинелью. На подставке ждали жестяной тазик для умывания и кувшин. В такой комнате мог бы жить кадет Академии. Здесь пахло мастикой и горящими свечами, я не учуял приятного запаха табака и нигде не приметил бутылки с хересом или бренди. Дисциплина. Покаяние.
Человек за столом казался столь же суровым, сколь и комната. Несмотря на поздний час, капитан Тайер был по-прежнему облачен в форму с наглухо застегнутым воротом. Руки он сложил на столе, словно собирался отвечать урок. Даже загар не мог скрыть его бледности. Когда я вошел, он облизнул губы. Я снял шляпу и шагнул к нему, протягивая ладонь для приветствия.
— Благодарю вас за то, что согласились меня принять, капитан Тайер. Я…
— Я знаю, кто вы, — перебил он меня, не дав представиться, — и знаю, зачем вы здесь, господин Бурвиль.
Мое сердце сжалось. Он знает?
— Вы приехали выяснить обстоятельства смерти вашего брата, Невара Бурвиля. Ваша сестра знала, что он служил здесь под чужим именем. Я был уверен, что час расплаты рано или поздно настанет. И я к ней готов.
Ознакомительная версия. Доступно 38 страниц из 188
