— Я не знал, что убить задумали его. Я пытался не допустить убийства Парады, но опоздал. Нора, он умер на моих руках. Сказал, что прощает меня.
— Но сам ты — не прощаешь?
Он отрицательно качает головой:
— Мне нет прощения, я виноват. И в его смерти, и во всех остальных.
Кэллан удивляется, когда Нора обнимает его и притягивает к себе. Его слезы катятся по ее шее.
Когда слезы у него иссякают, Нора начинает:
— Когда мне было четырнадцать...
И она рассказывает ему про всех своих мужчин. Про клиентов, работу, вечеринки. Про секс: анальный, оральный, обычный. Заглядывает ему в глаза, думая увидеть отвращение, со страхом ждет, что заметит его, но — нет. Тогда она говорит Кэллану, что она любила Параду, и как истово желает отомстить за него, и как стала жить с Аданом, и сколько людей из-за нее погибло. И как ей больно.
Лица их совсем близко друг к другу. Губы почти соприкасаются.
Нора берет руку Шона и кладет под рубашку себе на грудь. Глаза у него открыты, вид удивленный, но она кивает, и он гладит ей сосок ладонью, и она чувствует, как он твердеет, и ей это очень приятно, а когда он целует ей грудь, ласкает ее, то во рту у него будто цветы, и Нора чувствует, что она тает.
Кэллан готов. Нора, опустив руку, расстегивает ему джинсы, и он стонет у нее на груди. Она высвобождает его плоть и гладит, Кэллан осторожно распускает молнию на ее джинсах и трогает ее лоно одним пальцем — она говорит: «Мне хорошо» — и проникает пальцем внутрь и ласкает ее бутон, через минуту тело ее выгибается, она стонет, вскрикивает. А он опускается вниз и ласкает ее, точно залечивая рану. Она хватает его за руку, дойдя до высшего наслаждения. Он гладит ей шею, волосы, приговаривая: «Все хорошо, все хорошо». И когда Нора перестает плакать, то наклоняется к нему, но он говорит: «Я хочу быть внутри тебя, ладно?» И она отвечает: «Да, да».
Откинувшись на спину, она помогает ему, показывает дорогу, и он мягко входит в нее. Она обхватывает его ногами, помогая, и он уже прошел весь путь. Он смотрит на ее прекрасное лицо, в ее прекрасные глаза, и она улыбается, а он говорит: «Господи, это так красиво», — и она кивает. Приподнимает бедра, чтобы вобрать его всего, и он чувствует сладкое местечко внутри нее. Он выскальзывает, потом входит снова, она вся — сладкий жар для него, мерцающая серебристая влажность. Она ласкает его спину, ноги и стонет: «Мне так хорошо, так хорошо!» Он проникает в самую сокровенную ее глубину, на верхней губе у Норы проступают капельки пота, он слизывает его, пот у нее на шее, он слизывает и его тоже. Он чувствует, как пот с ее груди смешивается с его, чувствует сладкую влагу между ее бедер, которые она так крепко сжимает вокруг него. Он говорит:
— Я сейчас взорвусь.
И она шепчет в ответ:
— Да, малыш. Да!
Последний удар, она крепко удерживает его, отвечает ему, он кричит от наслаждения и, наконец, без сил падает на нее.
— Мне было очень хорошо, — шепчет Нора.
Они так и засыпают: Кэллан лежит на ней.
Встает Кэллан рано, Нора еще спит. Он едет в город купить продуктов, чтобы она проснулась от запаха кофе, блинчиков с черной смородиной и ветчины.
Когда Кэллан возвращается, Норы уже нет.
15 Пересечь черту
В поезде этом святые и грешники,
В поезде этом победители и неудачники,
В поезде этом игроки и шлюхи,
Потерянные души в поезде этом...
Из песни
Сан-Диего
1999
Арт встречается с Хоббсом в Органном павильоне Бальбоа-парка. Широким полукругом спускаются к сцене ряд за рядом белые металлические стулья. Хоббс сидит, читая книжку, в предпоследнем ряду. Над ним на два стула левее устроился Сол Скэки.
На улице тепло. Первые весенние денечки.
Арт садится рядом с Хоббсом.
— Есть новости про Нору Хейден? — интересуется Арт.
— Артур, — говорит Хоббс, — мы знаем друг друга очень давно. Со времени нашего знакомства много воды утекло.
— Что ты хочешь сказать, Джон?
О господи, неужели она мертва?
— Прости, Артур, я не могу допустить, чтоб Адан Баррера предстал перед судом. Ты должен передать его нам.
Он все тот же, думает Арт. Сначала фокус с Тио, теперь Адан.
— Джон, он — террорист! Ты сам это говорил! Он в одной лодке с ФАРК и...
— Меня заверили, — перебивает Хоббс, — что pasador Баррера больше не будет сотрудничать с ФАРК.
— Кто заверил? — переспрашивает Адан. — Адан Баррера?
— Нет, — спокойно парирует Хоббс. — Мигель Анхель Баррера.
У Арта просто нет слов.
Но у Хоббса слова находятся легко.
— Артур, ситуация выходит из-под контроля. Пришлось вмешаться серьезным людям, чтобы не допустить катастрофы.
— Серьезные люди. Ты и Тио.
— Тио пришел в ужас от заигрываний племянника с террористами, — продолжает Хоббс. — Он давно положил бы этому конец, узнай он раньше. Теперь он в курсе. Это, Артур, удачное завершение дела. Адан Баррера может стать неоценимым источником информации, если у него будет мотив для сотрудничества.
Все это абсолютная чушь! — злится Арт. Они попросту до смерти боятся того, что Адан может рассказать на суде. И у них на то есть основательные причины. Я на сделку с ним никогда не пойду, но эти согласятся. Они уже все просчитали. Дадут ему новое лицо, новое имя, новую жизнь.
Как бы не так!
— Вы его не получите.
В голосе Хоббса пробивается раздражение:
— Напомнить тебе, что мы воюем с терроризмом?
Арт запрокидывает лицо, наслаждаясь весенним солнцем.
— Война с терроризмом, война с коммунизмом, война с наркотиками. Вечно вы воюете.
— Боюсь, это неизбежность.
— Для меня нет. Больше — нет, — отзывается Арт. — Я выхожу из игры.
Он встает.
— Этому надо положить конец! — заявляет он. — Когда-то надо.
— Разреши тебе напомнить, что мы, между прочим, и твою задницу спасаем из огня. От этого ханжеского выражения морального превосходства на твоей роже, откровенно говоря, с души воротит. И нет у тебя на него оснований, могу добавить. Ты ведь участвовал в...
Арт предостерегающе поднимает руку:
— Баррера уже предлагал мне сделку. Я отказался. Я передам Адана в окружную прокуратуру, и пусть правосудие вершится своим чередом. А потом я намерен рассказать все. О том, что происходило во время операций «Кондор», «Цербер». И про «Красный туман».
